Танец Огня.

Пока они препирались, Яна прошлась по саду и обнаружила за яблонями разросшийся роскошный малинник.

— Ой, у вас тут малина! — обрадовалась она. — Такая крупная!

— Рвите, не жалко, — великодушно разрешил с причала Захар, — мне все равно еще мотор вешать. Вы мне только мешаете, валите все в сад. Сбор минут через пятнадцать.

Ник с облегчением плюхнулся на скамейку у бани, нацепил наушники, прикрыл глаза.

Лев скинул кроссовки, пошлепал босиком по мосткам, на ходу стаскивая майку, подставляя плечи августовскому солнцу.

Анька осторожно скользнула следом.

Мостки у Захара казались почти бесконечными. Поскрипывали под ногами широкие серые доски, засыпанные рыбьей чешуей. Снизу плескала вода, ладожский прохладный ветер шевелил волосы. Медовый запах скошенного клевера смешивался с резким, свежим запахом рыбы. Лев остановился на самом краю, у быка, глядя на далекие острова.

Анька влюблялась много-много раз в жизни. Первый раз в детском саду. В знак своей любви она притащила тому мальчику, Толику, чудесную конфету — огромную, с две ее ладошки, в красивой золотистой обертке. Толик конфету принял, но тут же коварно разделил ее с кудрявой Ленкой, которая вечно кидалась макаронами и вообще казалась Аньке существом неприятным. Ленка вцепилась в конфету острыми зубками начинающей гиены, и Анька в первый раз ощутила горечь настоящей любви.

С тех пор она никогда не доверяла чернявым мальчикам, ее тянуло к блондинам. Лев как раз был блондин, достойный того, чтобы засыпать его конфетами по колено.

До чего же он был красив, этот мальчик, последний герой, звезда рок-н-ролла! Анька осторожно навела резкость, щелкнула несколько раз — высокий силуэт на фоне синего летнего неба. Потом опустила фотик, полюбовалась на его загорелую спину, на изогнутую ложбинку посредине… Ей хотелось протянуть руку и поворошить короткие белые волосы на затылке, чтобы он повернулся и глянул на нее веселыми голубыми глазами, чтобы…

— Все сюда! — заорал с берега Захар.

Тьфу ты, пропасть?

Лев быстренько натянул майку, развернулся, улыбнулся ей мимоходом.

— Анька, Женька! — продолжал надрываться противный сосед. — Вам что, персональное приглашение требуется? Кончай эротическую фотосъемку, опоздавшие гребут за катером самостоятельно!

Издевался, гад.

— Так, — скомандовал он, когда все собрались, — залезайте, парни, назад, на корму…

— Я — вперед! — тут же перебил Лев.

— Я тоже! — Аллочка быстро перекинула ногу через борт. И взвизгнула — катер на воде опасно качнулся от резкого движения.

— Что, страшно? — хмыкнул Захар. — Каблучки не жмут? Ладно, лезь, я ж держу.

— Женечка, помоги мне, — Алла неприязненно скосила на Захара накрашенный глаз.

Лев лихо прыгнул внутрь прямо с мостков. Катер заходил ходуном. Последний герой протянул блондинке руку, та неловко перевалилась внутрь, брезгливо вытерла платочком жесткую скамейку и наконец уселась.

— Потише, лоси, — проворчал Захар, — дома так будете прыгать. Теперь вы двое давайте на корму.

Яна спокойно шагнула через борт — Захар умудрился, изогнувшись, подать ей свободную руку.

— А сколько у нас спасательных жилетов? — спросила она, усаживаясь.

— Нисколько, — буркнул Захар.

Последним, не снимая наушников, в катер ввалился Ник.

И свободные места кончились.

Анька, которая усердно щелкала фотоаппаратом, стараясь запечатлеть посадку с разных ракурсов, растерянно затопталась на мостках. Неужели Захар оставит ее на берегу? Нет, не может быть!

Мир, по мнению Аньки, держался на разных чувствах, но одно чувство, несомненно, было главным. Чувство справедливости. Это была хрустальная ось, на которой качались весы с чашами добра и зла. Ну, знаете: кто первым встал, того и тапки; а тому, кто неправедно вырывает тапки из слабых рук, непреклонное небо непременно пошлет ржавую отмстительную кнопку. Из закона справедливости вытекал другой главный закон: поступай с ближними так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой, Анька не задумывалась о мировых законах, но всегда охотно делилась с ближними своими сокровищами. Улыбкой, хорошим настроением, солнечным днем, удачным кадром, интересной книжкой… Но и от ближних она ждала ответной справедливости. Сейчас же на ее глазах творилась чудовищная несправедливость. Это ведь было ее желание, в конце концов! Это она должна была сидеть рядом с Левом на носу, она, которая все придумала и устроила! Кто угодно пускай остается на берегу — красивая Яна, капризная Алла, кислый Ник, — только не она!

Захар рассовывал под сиденья всякие нужные вещи: канистру, старую куртку, дождевик, пакеты с едой. Остальные тоже были заняты собой. Никто как будто не замечал, что ее забыли. Надо крикнуть, пусть вылезают и тянут жребий, а иначе она сейчас разревется…

— Ты чего там переминаешься? — Захар сварливо загремел веслами. — С вами только за смертью собираться, торопыги. Ночью, что ли, обратно поедем? Нашли тоже лодочника! Давай шуруй на самый нос — ты мелкая, в ногах у них сядешь. Ничего, поместишься.

И добавил про себя чуть слышно:

— Во коза, а?

***