Танец песчинок

Однажды, за пару ночей до конца лета, когда должны прийти альвы, Торвальд не выдерживает и вызывает дочь на откровенный разговор.

Они стоят вдвоём, в лесу. С моря веет вечерней прохладой, солнце исчезает, заваливаясь за горизонт. Торвальд смотрит на дочь исподлобья, а та отвечает кротким взглядом и лёгкой улыбкой.

– Почему ты хочешь уйти с ними? – спрашивает Торвальд.

Он уверен, что сейчас вопрос нужно ставить так. Сольвейг именно «хочет» уйти.

– Разве ты сам этого не хочешь? Разве остальные жители Хусавика этого не хотят? Разве вокруг нет разговоров о прекрасных тёплых деньках и ничтожной цене в одну дочь Одина, которую заплатят за это?

– Ты не дочь Одина, – Торвальд багровеет. – Ты дочь Локи, дочь великого обманщика. Огневолосая, как и он, и такая же острая и скорая на язык.

– Не волнуйся, – говорит Сольвейг вроде бы дерзко, но вместе с тем всё с той же спокойной улыбкой. – Скоро я покину твой дом и буду отравлять жизнь альвам.

– Почему ты хочешь уйти? Отвечай!

– Им я нужна хоть в каком-то качестве, в отличие от родной семьи…

От удара Торвальда останавливает лишь короткая и быстрая как молния мысль о том, что альвы могут не обрадоваться, если он испортит лицо их будущей жертве. Занесённая рука замирает у самого лица Сольвейг, а порыв ветра от замаха заставляет всколыхнуться волосы цвета меди. Торвальд сплёвывает, отворачивается и уходит, качая головой.

Сделав шагов десять, он оборачивается и видит всё тот же кроткий взгляд и спокойную улыбку.

Чувство, которое охватывает Торвальда в этот момент, весьма неожиданно.

Торвальд Торвальдсон вдруг ощущает, что он в этой сделке продешевил…

* * *

С того разговора до самого последнего дня лета Торвальд и Сольвейг не обмениваются и словом. Они существуют отдельно друг от друга, по-настоящему расставшись ещё до того, как Сольвейг покидает дом.

В последний день лета Торвальд выходит во двор ранним утром и видит перед собой альва. Вновь, как и в прошлый раз, взгляд Торвальда приковывают ярко-красные губы. Однако он мотает головой в сторону, как медведь, и разве что не рычит. Кивнув головой альву в знак приветствия, Торвальд заходит в дом.

К его удивлению, Сольвейг уже готова. Волосы она заплела в косу и накрыла платком. Платье одела самое простое. В руке котомка, в которой угадывается булка хлеба. Возможно, там ещё и сыр, но вряд ли нечто большее. Торвальд сомневается, что дочь заберёт из дома что-то ценное. Она и без того забирает саму себя.

Торвальд берёт её за руку, ведёт на улицу, а затем толкает вперёд, не дойдя до альва несколько шагов. Девушка едва не спотыкается о куст под ногами, но восстанавливает равновесие и подходит к альву спокойно. Тот кивает в ответ Торвальду и медленно бредёт в сторону леса, даже не оборачиваясь на Сольвейг.

Дочь Торвальда так же медленно идёт за альвом следом и не удостаивает отца прощальным взглядом.

Он смотрит им вслед. Пожалуй, меньше минуты. Затем разворачивается и идёт в дом. Крепким тумаком разбудив жену, требует завтрак, бранится на разбушевавшихся детей и смотрит на всех словно разъярённый хищник.

Если два дня назад Торвальд думал, что продешевил, то теперь чувствует себя обманутым. Словно кто-то тайком украл его сердце и ест у него за спиной, посмеиваясь.

Впрочем, уже к вечеру весь этот порыв гнева проходит, и Торвальд не может понять, что было ему причиной. Скорее всего, решает он, всё прошло не так представлялось. Совсем не так.

Он ещё будет вспоминать то утро, но с каждым разом происходящее будет казаться всё более тусклым. А однажды, одним из необычайно тёплых летних деньков следующего лета Торвальд успокоится окончательно.

Однако ни он, ни город, не будут знать, что это отнюдь не конец сказки. И что «долго и счастливо» когда-нибудь непременно заканчивается…