Денег у него не было, но зато был план. В «Риальто» он сунул кепку в карман и пристроился в очередь за билетами за величественного вида женщиной. Когда она склонилась к окошечку кассы, скользнул мимо билетера, сказав «Билету мамы», и помчался наверх, на балкон. Там забился в угол и дрожал, пока не погасили свет. Но как только раздалась музыка, он забыл обо всем и с таким воодушевлением завертел головой в такт движениям Фреда Астора, что сидевшая рядом женщина толкнула его локтем.
На этот раз он не дождался финальных титров, а через боковые двери выбрался на улицу и заторопился в приют, пританцовывая, вертя ветку, заменявшую ему тросточку Астора, и напевая только что услышанную песенку.
Сестра Мария-Тереза по-прежнему несла караул у дверей.
— Спасибо, миссис Деннисон! — крикнул он, обернувшись на улицу, потом вежливо кивнул монахине и направился в свою комнату.
Он никому не рассказал об этой, проделке — ни миссис Деннисон, ни Рою.
Самым скверным днем было воскресенье. Их поднимали очень рано, в шесть утра, и вели на службу в соседнюю церковь.
Священник не хотел, чтобы они смешивались с другими прихожанами. После богослужения надо было готовиться к завтраку, на котором присутствовали возможные усыновители. Директриса обращалась к ним с речью: объясняла, какое богоугодное дело они совершат, если дадут несчастным сироткам дом и семью, и как щедро воздастся им за это на небесах. Потом они строем входили в столовую, становились в четыре шеренги на возвышении и пели гимны, пока будущие родители, пережевывая поджаренный хлеб и яичницу, с интересом рассматривали их как товар на прилавке. К концу завтрака по крайней мере одного из воспитанников забирала какая-нибудь бездетная чета.
Дэнни, как только попал в приют, постоянно слышал, что его-то никто не возьмет — слишком большой, и радовался этому. Он втянулся, привык и не желал никаких перемен. Перемены будут только к худшему. А вот Роя могли усыновить, и это его тревожило. Рой, как и все остальные, всматривался в сидевших в столовой людей отчаянно молящими глазами, надеялся, что этот волшебный день наконец наступит, и представлял себе своих будущих родителей. Отца и мать он не знал, и с младенчества кочевал по сиротским домам.
— Дэнни, а ты помнишь своих родителей? — спросил он однажды.
— Я не хочу об этом говорить, — оборвал его тот.
По воскресеньям, после этой тяжелой процедуры, Роя мучили кошмары, и он писался во сне. За это в приюте сурово наказывали: провинившегося оставляли без обеда, и, пока его товарищи дружно стучали ложками, он стоял в углу с плакатиком на груди, рассказывающим о его прегрешении. Дэнни уже несколько раз похищал из кладовой чистое белье и перестилал постель Роя, чтобы сестра Мария-Тереза не заметила происшествия. Грязные простыни прятали под матрас, а потом сдавали в прачечную вместе с остальным бельем.
Однажды Дэнни разбудил шепот Роя:
— Дэнни, опять…
— Ах, чтоб тебя… — Дэнни, еще не проснувшись толком, побрел в кладовую и обмер — ни одной чистой простыни! Он вернулся в спальню, снял простыню со своей кровати и постелил ее на кровать Роя.
— Тебе попадет… — заскулил тот.
— Спи давай, — буркнул Дэнни, ища на влажной простыне местечко посуше. — Я без обеда обойдусь как-нибудь, а тебя и так ветром шатает.
Уже засыпая, он услышал шепот Роя:
— Дэнни…
— Ну, что еще?
— А, может, нас обоих вместе усыновят?
— Может, может…
Всю жизнь он будет вспоминать, как стоял в углу столовой с плакатиком на груди «Я намочил свою постель».
По случаю окончания учебного года был устроен вечер. Дэнни должен был выступать с декламацией, — так хотела миссис Деннисон.
— Не волнуйся, ты теперь прекрасно говоришь по-английски. Я сяду в первом ряду и в случае чего подскажу. Смотри на меня.
Но подсказка не понадобилась: он не сбился ни разу, читая безо всякого акцента:
Раздались аплодисменты, и ему очень понравилось это. Ночью он рассказал о своих ощущениях Рою, который тоже уже знал стихи наизусть, потому что Дэнни несколько недель подряд учил их вслух.
И когда был устроен очередной «родительский завтрак», он заставил Роя прочесть их со сцены. Рой имел грандиозный успех — улыбалась и хлопала даже суровая директриса. Особенно громко аплодировала одна немолодая чета. Потом супруги подошли к директрисе и о чем-то говорили с нею. Дэнни, убиравший со стола тарелки, догадывался — о чем. Они решили усыновить его дружка.