— Я рад, что вам тут нравится. — Дэнни не знал, о чем говорить с ней. — И что Дэнни вам пришелся по душе. Вы его любите?
Магда, широко раскрыв глаза, отступила на шаг. Дэнни понял, что она превратно истолковала его слова.
— Да нет, я про пуделя!
— Конечно, я очень ему люблю! Он мой настоящий дружок.
Сквозь тонкую ткань ночной сорочки Дэнни отчетливо видел очертания ее пышного тела. Именно такой он представлял себе эту женщину по рассказам Любы — женщину, которая в Кракове выходила на панель, женщину, которую вожделел каждый и мог получить любой. Под его взглядом Магда невольно прикрыла полуобнаженную грудь.
— Доброй ночи, — сказал он.
Потом, лежа в постели и слушая звуки «фадо», доносившиеся из кафе по соседству, Дэнни поймал себя на том, что представляет рядом с собой обеих — мать и дочь, Магду и Любу. Эта мысль одновременно и смутила, и возбудила его. Чтобы отогнать ее, он попросил Любу:
— Расскажи мне что-нибудь…
— «Расскажи мне что-нибудь…» — передразнила она. — Нашему мальчику нужна сказка на ночь, только не про Красную Шапочку, а про то, как и кто с кем спит.
— Взрослые мальчики обычно предпочитают сказочки такого рода.
— Иногда и не взрослые тоже.
— Кого ты имеешь в виду?
— Каждое воскресенье, — замурлыкала Люба, — ко мне приходит паренек из газеты, получить деньги за доставку… Он еще маленький, лет четырнадцать, не больше… Обычно это происходит утром, я в халате…
— Ну?
— И этот халат немного распахивается…
— И он смотрит?
— Еще как! И краснеет, как пион. И брючки — вот здесь — у него чуть не лопаются…
— И ты никогда не…
— Все тебе расскажи… — поддразнила она его.
— Как же это происходит?
Люба подняла голову с подушки:
— Вы задаете слишком много вопросов, сэр! Позвольте для разнообразия я вас кое о чем спрошу, Дэнни!
— Ну что?
— А ты никогда не пробовал… с мужчиной? Пососать ему член?
— Да ты что?! — воскликнул Дэнни с негодованием. — Как ты могла подумать?
— А что тут такого? Ты думаешь, твоей мужественности это повредило бы?
— Ты это всерьез?
Она опять откинулась на подушку.
— Мужчины очень упрощенно понимают секс и вечно строят из себя то, что испанцы называют «macho» — грубого самца. А вот некоторые надевают женское платье и парик, красятся и вовсе не перестают от этого быть мужчинами. А древние греки вообще считали, что женщины годятся лишь для того, чтобы рожать им детей, настоящая же любовь существует только между мужчинами.
Дэнни не мог с этим не согласиться.
— Дэнни…
— Что?
— Тебе обязательно надо попробовать с мальчиком… Хорошеньким, свеженьким, маленьким члеником.
— Люба, спи, пожалуйста.
Когда Дэнни уезжал на съемки, Магда с Любой бродили по городу, осматривали достопримечательности, которых в Лиссабоне было так много, или загорали на берегу Тэжу, протекавшей у самого дома. Лиссабон пошел на пользу Магде — она посвежела и порозовела, да и весь мир теперь тоже воспринимала в розовом свете. Люба больше не тревожилась за нее — зато Магда начала тревожиться о судьбе дочери.
— Скажи мне, ты что — любишь его? — напрямик спросила она ее однажды, когда они сидели на берегу, свесив ноги в воду.
— Да нет, просто мне с ним хорошо.
— Я ведь не первый день тебя знаю, Люба. Так у тебя было с Валентином. Теперь тебе ни до кого, кроме Дэнни, нет дела.
— А он тебе не нравится?
— Да не в том дело «нравится — не нравится»! Он через неделю возвращается в Америку, а ты остаешься. Смотри, чтоб не вышло как тогда, с Валентином… Помнишь, как ты горевала?
— А, может, он возьмет меня с собой в Америку!
— Люба, это фантазии!
Люба смотрела, как под ее ногой в воде вздуваются и лопаются пузыри.
— Помнишь нашу пословицу: жизнь без фантазий — что пруд без рыбы?
— Я с тобой серьезно, а ты мне в ответ какую-то чушь несешь. Ой, смотри, Люба, ой, смотри, не обожгись еще раз!
В воскресенье Адолфо пригласил всю съемочную группу к себе на коктейль. Дэнни настойчиво звал с собой и Магду, но она сказала, что стесняется многолюдных сборищ, а потому осталась дома.
Нуно Адолфо радушно пригласил своих гостей к «Ьоа mesa», шведскому столу на португальский манер, где стояли бесчисленные блюда португальской кухни, а доминировало излюбленное национальное кушанье — запеченная треска. Киношники не заставили себя упрашивать и набросились на еду так, словно несколько дней голодали.
Дэнни хозяин обрядил в какую-то пурпурную хламиду, которую называл «кафтан», встав на цыпочки, расцеловал в обе щеки и шепнул на ухо:
— Любезный сосед, сахарку не угодно ли?
Дэнни засмеялся, бросив взгляд на слонявшегося из угла в угол Брюса Райана. Томясь без своих подлипал, он явно искал им замену. Дэнни собирался было подойти к нему, но тут актер подобрался к Любе и плотоядно похлопал ее по заду.
— Славная у тебя попочка, — услышал Дэнни. «Спятил он, что ли?» — подумал он, и тотчас до него донесся ответ:
— И у тебя недурна.
Дэнни отошел и вскоре оказался в той части дома, где по выбеленным стенам были развешаны необыкновенно яркие, странные и выразительные картины хозяина — слоны на тонких длинных ногах, морские пейзажи со смутными очертаниями человеческих фигур.