– Собак спустят? – он улыбнулся замерзшими губами. – Я их тут полночи ждал, не дождался. Видать, чутья у них нет совсем… Наталья Александровна, – видя, что она отступает, он тоже подался назад, совсем немного. – Велите, и тотчас уйду. Но я должен…
Карие, в прозелень, глаза его сделались растерянными, он будто ждал от нее помощи, но она молчала, и ему пришлось продолжать:
– Я знаю, что несообразное творю… но то… То, что
Наклонился было – погладить собачку, – но не смог оторвать взгляда от Натали. Объяснять – что именно она собирается делать, – не надо было. Она, тоже глядя на него в упор, почти сразу ответила:
– Я этого никогда делать не стану.
Он вспыхнул. Ей показалось – не поверил.
– И вы… – она возмутилась, – вы могли подумать, что я… За что же мне желаете жизни такой?!
Он хотел что-то сказать, но вместо этого широко перекрестился, губы задрожали, расплываясь в улыбке. Она, неожиданно для самой себя, молча протянула ему обе руки.
«Непременно выслужу дворянство! И очень скоро – вот увидите».
Он должен был ей это сказать, но не сказал. По одной простой причине – побоялся. И так все вышло просто удивительно, он и не ожидал такого чуда. А сделаешь еще шаг – и окажется, что это иллюзия… да так оно и есть наверняка – но вдруг все-таки правда?!
Главное, свадьба Наташе теперь не грозила. Уж в этом-то он ни на секунду не усомнился. А его ждала новая встреча…
«Мы ведь сможем просто погулять? Просто где-нибудь в городе?»
Это она сказала. Мог ли он помыслить о большем?
А ведь мыслил! Когда шел по Маросейке к Чистым прудам – ох, и мыслил… День стоял пасмурный, но, слава Богу, без дождя. Воробьи бодро чирикали, попрыгивая на ветках. В темноватых оконных стеклах Илья ловил собственное расплывчатое отражение – будто там, за стеклами, был иной мир, и сам он иной, и вот там-то все это, о чем он мыслил, было возможно.
А здесь? Здесь разве нет? Вот сейчас он встретится с ней и скажет…
Где и когда назначена очередная встреча, передала Илье та же Марьяна. Что ни говори, а она – своя. И эскизы его ей очень понравились, пересматривала каждый по три раза. А уж перед портретом Наташи просто застыла в восторге! За это Илья даже почти простил ей насмешливые всепонимающие взгляды… ну, и понимает, ну и что? Пусть!
Скоро он и сам ничего скрывать не будет.
Он уже миновал Колпачный переулок, до Чистых прудов осталось всего ничего. Встали впереди деревья с остатками листвы – уже не чисто золотой, тусклой от сырости, но все еще хранящей прозрачное осеннее волшебство. Сюда, к этим липам, вот-вот придет она… а, может, и уже пришла!.. Не одна, конечно – со старой немкой, ну, да это ничего. Илье сейчас фрау Готлиб казалась очень даже славной дамой…
Он ждал до вечера. Сначала мимо него гуляли няньки с детьми, потом проходили со службы важные господа, потом тащились пьяненькие нищие и ночлежные завсегдатаи. Потом подошел городовой. Потом – только бродячие собаки…
В конце концов даже ему стало ясно: она не пришла и не придет уже никогда. Может быть, Марьяна обманула его и ее? Но зачем? Ведь в прошлые разы все складывалось, как по маслу. Что-то изменилось? Что?
Почему?
Он почувствовал изнеможение, лег на скамейку под липой и подогнул колени. Бродячий пес понюхал его спущенную ладонь и деловито помочился на ножку скамейки.
Сверху сначала заморосило, а потом хлынул настоящий ливень. Илья даже не шелохнулся.
«Вот бы стать собакой, – подумал он, слизывая с губ солоноватые капли. – Наташа любит собак…»
Собакой он не стал, но ровно через три дня с плевритом и воспалением легких оказался в Голицинской больнице. Там его лечил профессор Захарьин, и, говорили, чудом поставил на ноги. Илья сам понимал, что – чудом, потому что все это время он сам хотел умереть.
Марьяна навестила его три раза.
Первые два раза он видел ее как в тумане и не мог говорить.
В третий раз он уже сидел на кровати.
Палата была огромна, все звуки в ней разлетались и звенели как в соборе. Ходячие больные за столом у окна шлепали по столу засаленными картами, стучали костылями и ругались. Сосед, лежавший через две койки, звякал по полу железной посудиной, пытаясь выволочь ее на свет Божий и использовать по назначению. Другой сосед, натянув на нос колючее одеяло, безмятежно храпел… У Ильи от всего этого ломило виски, едкие запахи, собираясь в невообразимый букет, мутили сознание.
– Ты ведь про меня спрашиваешь, а хочешь про нее знать? – спросила Марьяна.
Илья кивнул, не в силах выдавить из себя ни слова.
– Ты уже на поправку пошел, поэтому скажу теперь: я у них больше не служу, прогнали. А барышня Наталья Александровна две недели назад – как раз перед постом, в день Феодора Студита – обвенчалась с Николаем Павловичем Осоргиным и теперь собирается за границу, в свадебное путешествие.
…«Я этого никогда делать не стану».
– Спасибо тебе, Марьяна, – сказал Илья. – А теперь уходи.
Надменно неся высокую шею, она долго-долго шла между кроватями к выходу из палаты. Все это время он держался.
А потом откинулся на подушку и потерял сознание.