Танец с огнем

– Пфу, хозяйка! Говорит по-басурмански, а кулон на шее – не ее.

– С чего ты взял?!

– Висит ниже, чем где бы она часто носила, трет шею, краснота там. Вид делает – во всем. И она, и мать ее. Замороженный павлин – вот кто невеста ваша…

– Что ты несешь, Спиря?! Какой еще павлин?

– Нешто не помните? Любовь Николаевна Кантакузина у купца его выпросила, вместо того, чтоб на жаркое пустить – да вот тут он как раз и ходил: точь в точь ваша суженая!

– Ах-ха-ха! Ну экий же ты все-таки мерзавец!.. А павлин действительно был забавен, надо будет при случае у Любочки поинтересоваться, что с ним стало, и… Да ты подашь мне штаны, в конце-то концов?! Матушка с невестой заждались…

Ольга Андреевна справилась с переодеванием раньше сына. К обеду ждали старого князя. Лидия Федоровна дремала чутко, как курица на насесте.

– Вы, Юленька, сможете здесь и в Петербурге, в покоях изменить по вашему вкусу… Я не любительница, мне укромность нужна, а Сережа на удивление вас слышит, обычно он в этой области самонадеян весьма, и, верите ли, не напрасно…

– Сообразуясь со вкусом Сергея Павловича. Только так, – опустив взор, ответила Юлия.

– Конечно, конечно. Но из того, что вы здесь увидели…

– Ausgezeichnet! Только одно маленькое изменение.

– Какое же? – с любопытством взглянула Ольга Андреевна.

– Камердинер. Спиридон, кажется? Его здесь не будет.

– О… Вы думаете, Юленька?..

– Я уверена.

– Помоги вам Бог!

Ольга Андреевна длинно вздохнула и мысленно еще раз поблагодарила Итальяночку за вовремя данный дельный совет… От волнения есть хотелось просто невыносимо, казалось, она съела бы сейчас и заплесневелую корку. Все будет хорошо! В конце концов, все мужья не идеальны! Вот, например, ее собственный муж, старый князь Бартенев, уже тридцать с лишним лет неизменно опаздывает к обеду…

* * *

Глава 12, в которой поэты говорят о жизни, Люша танцует, а читатель узнает историю жизни танцовщицы Этери.

Под утро одуревшая от перманентного загула компания выбралась из трактира, и Арсений Троицкий, первым взобравшись в сани, вдруг велел гнать – да не на восток, в город, а на запад – к Ораниенбауму. Лихач с готовностью засвистел, ошметки мокрого снега полетели из-под копыт застоявшейся тройки.

– Куда? Куда? – растерянно замахала крыльями Жаннет Гусарова, не зная, рыдать ей или браниться.

Под обескураженные вопли сотоварищей Максимилиан, понятия не имея – зачем, побежал вперед и успел таки прыгнуть в сани. Троицкий не выразил никаких чувств по этому поводу. Развалившись в распахнутой шубе, он пребывал в созерцании горних вершин, и обращаться к нему было бессмысленно. Тройка понеслась вдоль залива, мимо дворцов и дач, мимо прозрачных рощиц на снежной равнине. Дорога убегала назад из-под свистящих полозьев, вокруг разворачивалось хмурое пространство… Троицкий наконец замерз и выпал из медитации.

– Гони, милейший, не останавливайся!.. Это мы где? – уставился на Максимилиана, неуклюже пытаясь сесть и запахнуть шубу.

– Где-то… На Земле, я полагаю, – тот устроился удобнее, закинув руки за голову и глядя вверх, в сырую клочковатую мглу.

– Да ты, я смотрю, трезвый, – неодобрительно буркнул знаменитый поэт. – Петергоф миновали? И где все? А, да… Помню, – он огляделся с глубоким вздохом. – Я хотел увидеть, как просыпается предвесенний лес.

– Почему «пред»? Сейчас взойдет солнце, и снег потечет… Февраль на исходе.

– Всё на исходе!

– Вовсе нет. Это не последний год. Еще три… может быть, пять. Но потом уж точно – потечет, – Макс поежился, как музыкант от фальшивой ноты.

– Гамаюн, – саркастически протянул Троицкий. Морщась, начал декламировать:

– «Вещает иго злых татар,
Вещает казней ряд кровавых
И трус, и голод, и пожар,
Злодеев силу…» -

Отчего все говорят, что он гений? – бросил сварливо.

– Так верно говорят.

– Как же, верно! И не косись на меня так, я не Сальери.

– Не Сальери.

– Но и не Моцарт, – Троицкий опять вздохнул, медленно и глубоко, всем существом. – Отчего так, можешь сказать? Мы все живем… примерно одинаково. И творим примерно одинаково. Юные существа, захлебываясь от восторга, забрасывают нас цветами. Но проходит время, и оказывается: жил-то один. А остальные так… современники.

– Скучное занятие – подводить итоги, Арсений Валерьянович.

– А как прикажешь? Даже если еще пять лет… Тебя-то это не касается, ты не пишешь, ты – живешь как поэт.

– Почему это не пишу? – слегка обиженно возразил Макс. – Вон сколько всего написал, на три журнала хватило.

– В топку! В топку все эти горы бумаги! Где твой роман? Его нет! А помнишь, как ты приходил ко мне и говорил, что намерен жениться на Прекрасной Даме? Я ждал, что-то будет из всего этого. И не дождался. Нет, ты по-прежнему живешь как поэт… но это все не то, не то!

Он резко взмахнул рукой – перчатка, наполовину снятая, слетела с руки и мигом исчезла где-то позади.