Танец с огнем

– Разумеется, помещик меня никуда не выгонял, но после смерти жены как бы забыл о моем существовании. Я росла себе потихоньку, читала романы, гуляла по парку…

– О, гулять по парку я тоже всегда любила, – оживилась Люша.

– Там, где я жила, был очень красивый парк, ты, наверное, никогда такого не видела, – вздохнула Этери. – Я до сих пор иногда по нему скучаю… Потом – вот тут тебе должно понравиться! – помещик (а он был к тому времени уже очень немолод) вдруг женился на молоденькой девушке.

– Ага, так мачеха все-таки была! – воскликнула Люша.

– Нет, мачехой – ни плохой, ни хорошей – новая жена помещика мне так и не стала. Я сторонилась ее, а она – меня. Мы жили в двух почти непересекающихся пространствах, как если бы нас разделяла невидимая стена…

– Ага. Про стену – это я очень хорошо понимаю!

– Откуда тебе понимать, ты еще слишком молода… Новая жена родила помещику двоих детей. Но сама она как-то не прижилась в усадьбе, тосковала, и опять же вскоре померла.

– Вот тебе и на… Чего это они все у него помирают? Бил он ее, что ли, или так просто жизнь заедал?

– Нет, что ты! Наоборот – помещик безумно любил свою молодую жену.

– А она что же – его совсем не любила?

– Откуда мне знать? Она со мной никогда не откровенничала, да и вообще почти не разговаривала. После ее смерти помещик как будто сошел с ума…

– Бывает… И вот тут-то он вас и выгнал?

– Хуже… – Этери испытующе взглянула на Люшу.

Девушка задумалась на мгновение, нахмурив лоб, потом энергично встряхнула кудрями и переменила позу.

– Ага! Снасильничал, значит! Вот сволочь! А говорите – жену любил!

– Он был вдребезину пьян и вряд ли вообще соображал, что делает. Я убежала из усадьбы.

– Еще бы! Я бы лично его еще и зарезала перед этим…

– Господи, ну до чего ты все-таки кровожадна!

– А что ж – все спускать, что ли?! – воинственно вскинулась Люша.

– Женщина не должна никого резать, – Этери назидательно подняла палец с длинным, ярко окрашенным ногтем. – Есть всякие другие способы. И вообще – месть должна быть холодной. Этому меня одна женщина научила, я тебе после о ней расскажу…

Люша очень внимательно посмотрела на Этери и ничего больше не спросила. Несмотря на разницу в возрасте, они уже неплохо чувствовали друг друга. Может быть, этому способствовало то, что каждая из них видела танец другой. Сейчас обе понимали, что обмен репликами о способах мести был отнюдь не теоретическим, и опирался прямо на жизненный опыт обеих женщин.

– И вот тогда вы и стали танцовщицей?

– Нет. Тогда я вскоре вышла замуж за другого помещика.

– Дались вам эти помещики!

– Действительно! – несмотря на вовсе несмешное содержание рассказа, Этери уже откровенно ухмылялась. – Впрочем, прожила я с ним недолго. Мне было семнадцать лет, а ему – сорок шесть.

– С ума сойти! Хотя я еще по Хитровке помню и потом по себе знаю: чего только не сделаешь ради куска хлеба с маслицем…

– Именно! Но довольно скоро этот кусок хлеба встал мне поперек горла. И маслице не помогло…

– И вот тут вы…

– Ты вообще дашь мне хоть что-нибудь самой рассказать?!

– Сейчас я рассмеюсь… – честно предупредила Люша.

Этери не выдержала и рассмеялась первой.

– И вот тут я, как и моя мать, уехала в город, – все еще смеясь, продолжила она. – Но твердо знала, что пойду другим путем. Карьера прачки или судомойки меня не прельщала. Есть другие возможности, – убеждала я себя, и в конце концов добралась до Петербурга. Там мне, можно сказать, повезло. Представь: я почти сразу попала в одно заведение…

– Да уж представляю себе… – Люша скорчила рожицу.

– Ничего ты себе не представляешь! – отрезала Этери. – Да, по сути это, конечно, был бордель. Но содержала его настоящая бирманка, которая когда-то была храмовой танцовщицей.

– Да ну?! Настоящая? – недоверчиво переспросила Люша. – А почем вы знаете, что она-то вам не врала?

– Нет, Саджун действительно когда-то давно приехала из Бирмы, имела соответствующую наружность, знала языки и даже иногда сообщалась с какими-то таинственными восточными людьми. Кроме танцев, она умела гадать и, в отличие от наших попов, считала, что человеческое тело дано душе как награда и заслуга в цепи перерождений, и относиться к нему нужно соответственно. Не буду тебе врать: я и нынче не очень разбираюсь в их бирманской религии, но уверена в одном – и петербургская знать, и московские купцы разбираются в ней значительно меньше меня.

– А как вы стали Этери?

– В салоне Саджун в основном все были брюнетки, и все носили выдуманные, псевдовосточные имена. Красивая грузинка Нино почти в первый день сказала мне, как звучит мое имя по-грузински. Мне понравилось, и Саджун тоже одобрила…

– А что стало с Саджун теперь? Она жива?

– Я слышала, что она умерла от воспаления легких. (история жизни Саджун подробно рассказывается в романе «Глаз Бури» – прим. авт.) Но я еще прежде покинула ее салон и стала выступать сама. Мне нравилось танцевать…

– Замечательно, что вы решились…