Танец с огнем

– Юлия с Дмитрием, его сестрой и их родителями очень хорошо сообщаются, обсуждают театральные постановки, а также прически и украшения дам, их посетивших. Дмитрий сейчас собирает свою библиотеку, Юлия весьма начитана, им всегда есть о чем поговорить… Ты хочешь присоединиться? Я могу об этом подумать.

– Я тебя ненавижу!

– Ну разумеется, мой дорогой. А теперь, когда мы это окончательно выяснили, пойдем-ка наконец выпьем и обсудим одно дельце… Знаешь, я задумал интересный прожект: что ты скажешь, если нам с Юлией как следует отпраздновать вторую годовщину нашей свадьбы? Мне уже давно не хватает настоящего, нашенского праздника и… тебя… На моей свадьбе с этими скоморохами ты был просто великолепен… Единственное светлое пятно, есть, что вспомнить…

Глаза Рудольфа увлажнились от похвалы, рука-стрела опустилась, из лука ушло все напряжение.

– Ты же знаешь, Сережа, что я – в твоем распоряжении. Но что конкретно ты хочешь? Есть ли у тебя, помимо интерьеров, в которые я заведомо не суюсь (там хватит тебя и твоей жены)…?

– Вот именно, что – есть! Есть, Рудольф! – оживленно воскликнул молодой князь. – Взгляни-ка вот сюда, и еще вот на эти газеты, я здесь отчеркнул – это на французском, это на немецком (я забыл, ты читаешь?), а вот тут – на польском языке. По всему выходит, что она, эта танцовщица, – русская, и еще – наша старушка Этери ей и в подметки не годится. Последние выступления – в Казани, так что сейчас она, получается, должна быть где-то в России. Я хочу, чтобы она танцевала на моем празднике. Ты возьмешься ее найти и уговорить? В расходах я тебя совершенно не ограничиваю, по газетам понятно, что она далеко не нищая. Возможно, она захочет не деньги, а какую-нибудь побрякушку с историей, женщины на них обычно падки более всего прочего (а может быть, это у меня уже от Юленьки перекос мыслей). Намекни, что это тоже можно устроить… Возьмешься?

– Ну разумеется возьмусь… Для тебя… – со сложным выражением на длинном лице промолвил Рудольф.

– Отлично! Замечательно! Боже мой, как давно я как следует не веселился! – Сережа совершенно по-детски захлопал в ладоши и обнял приятеля.

Высокие старинные часы пробили два часа ночи. Клуб затих. В зале с зелеными столами остались только крупные игроки. В ресторане служители меняли скатерти и убирали огарки свечей. Пахло мылом и пролитым портвейном.

– «…Я вновь обманываться рад», – перефразируя, пробормотал себе под нос Рудольф, увлекаемый молодым князем в клубный буфет, который был открыт всю ночь.

* * *

Точно по слову поэта: средь шумного бала, случайно… Ну, пусть не совсем бал, да и случайностью это не назовешь: оба приехали поздравить с именинами старую графиню, общую родственницу, повинуясь истертым, но живым еще клановым узам. Но главное – они все-таки встретились. В старом особняке, пропахшем лампадным маслом и сушеными яблоками, с крутыми скрипучими лестницами и холщовыми обоями, расписанными маслом… где когда-то они играли в прятки, а потом уединялись в тесных проходных комнатах, чтобы тайком поцеловаться.

Безошибочным взглядом женщины она с самого начала оценила теперешнюю расстановку сил: он возмужал, она уже прошла пик молодости и свежести и начала увядать. Деревенский загар шел его смугловатому лицу, у мягких прежде губ появились твердые вертикальные складки. Выражение лица – стоическое, то есть: «На сем стоим и стоять будем. Но зачем?»

Рассудком выбрала тон разговора: родственно-доверительный. Воспоминания детства, невольно как будто вырвавшиеся полупризнания – а-ах! – пальчики к губам… – но, впрочем, какие секреты между кузеном и кузиной!

С удовлетворением увидела, что он – без всяких расчетов, по-прежнему ест глазами, увядания по-видимому (она старалась!) не замечает.

– Юлия… Юлия… – он смаковал ее имя, как драгоценное вино из столетнего погреба.

– Ах, Алекс, я так рада тебя видеть! Ты чудесно выглядишь, совсем взрослый, хотя мне, признаюсь, немного жаль того влюбленного в меня мальчишки… Как давно это было!

– Прямо сейчас, – сказал он. – Ты счастлива? У тебя ведь теперь есть все, о чем ты когда-то мечтала…

– В общем-то да, – задумчиво скосив глаза, словно перелистывая страницы невидимой записной книжки, сказала Юлия. – Я избавилась от родного дома, ежедневного созерцания своих драгоценных родителей и их скандалов – это уже много. Потом – деньги, драгоценности, возможность бывать в свете, путешествия за границу…

– Ты вообще не упоминаешь о муже. Он действительно, как когда-то говорила мне Надя Коковцева, – только средство?

– Ну разумеется. Так же, как и я для него. Здесь все, можно сказать, по-честному, и мы с князем в расчете.

– Ты счастлива? – упрямо повторил Александр.

– Что есть счастье? – Юлия пожала плечами. – Покой? Возможность не думать о завтрашнем дне? Может быть, приношение кому-то пользы или, еще более того, борьба за свободу народа, как считает, например, та же Надя? Сколько людей, столько и мнений. А ты, кстати… ты полагаешь себя счастливым?

– Нет, – твердо ответил Александр. – Мое счастье без тебя невозможно.