Танец семи вуалей

– О Ларисе Серковой… помните такую? Красивая девочка, длинноногая, с пшеничными волосами…

– П-помню… но…

– Вы убили ее? Здесь? Впрочем, вряд ли. Она любила гулять по этим старым улицам, полным теней прошлого… вы подкрались сзади, задушили ее… и снесли тело в подвал… в этот подвал. Я прав?

– Вы… безумец! Сумасшедший…

Петербург, зима 1909 года

– Не надо, чтобы он меня видел, – прошептал любовник, отворяя перед Эммой дверь в апартаменты, снимаемые Олениными. – Вы уж сами разбирайтесь, по-семейному…

Она, не слушая, кивнула и быстро прошла вперед, не раздеваясь, даже не снимая перчаток. В глубине комнат раздавались крики и всхлипы.

Графиня застыла как вкопанная, когда из кабинета мужа выскочила растрепанная, заплаканная Фрося – полуголая, в ярких шароварах с блестками, волоча по полу страусово перо, которое зацепилось за ее волосы.

– Ах ты… мерзавка… – выдохнула Эмма, оседая в кресло.

Придя в себя, она ринулась не к мужу, а в каморку горничной, где застала Фросю в слезах. Девушка рыдала, повалившись на свой топчан и прижимая руки к горлу. Завидев барыню, она взвыла, как иерихонская труба.

– Мерзавка! – повторила Эмма, наклоняясь над ней. – Дрянь! Вот как ты платишь за мою доброту!

– Я не хотела… он сам…

– Что за тряпки на тебе? Где взяла?

– Он… он дал… его сиятельство… граф…

– Будь ты проклята! – зарыдала хозяйка. – Будьте вы оба прокляты!

Она билась в истерике, выкрикивая проклятия в адрес неверного мужа и распутной девки, обвиняя их во всех грехах. Тогда как собственный грех жег ее огнем, заставляя корчиться в муках – нравственных и физических.

«Это они! – пульсировала в ее мозгу спасительная мысль. – Они виноваты в моем падении, в моем позоре! Это из-за нее Саша охладел ко мне и толкнул в объятия Самойловича. Они вываляли меня в грязи… ввергли в блуд… и теперь насмехаются надо мной…»

Слепая ярость застилала ей глаза. Вид растерзанной, опухшей от слез горничной больно ранил ее, напоминая об измене мужа. Пренебрегая супружеской постелью, тот не гнушался заигрывать с прислугой!

«На кого он меня променял?»

Эмма, не помня себя, кинулась к бесстыжей девке и принялась хлестать ее первым, что подвернулось под руку – поясом от халата.

– Я прибью тебя! Дрянь! Прибью!..

Фрося истошно завопила, закрываясь руками. На ее шее открылись багровые следы. Барыню взяла оторопь при их виде.

– Что с тобой?

– Я не хотела, – рыдала горничная, спрыгнув с топчана и ползая перед Эммой на коленях. – Это он… Он только попросил одежу примерить… штаны бесовские и тюрбан… Я не знала! Не знала…

– Чего ты не знала? – уже спокойнее спросила графиня, ощущая тяжесть внизу живота.

– Не знала, что он… набросится на меня… начнет рвать кофту и рычать… аки зверь…