Танец семи вуалей

– Самую чуточку… но любил. Она даже казалась мне прехорошенькой. А нынче взгляну – с души воротит. Зато она так и льнет ко мне, так и ластится. – Ластится, – кивнул Самойлович. – Льнет. Да только к тебе ли, дружище? Про ребеночка-то не запамятовал?

– Бог с ним, с ребеночком…

– Ежели ты женку с любовником застанешь, тебе карты в руки. Козыри! Сможешь веревки из нее вить. Она для тебя и денег выпросит у отца.

– Думаешь, выпросит? – оживился Оленин.

– Непременно. Надо же ей заглаживать провинность?

– Вздор! Эмма согрешила по глупости, случайно. Более не посмеет…

– Экий ты доверчивый, граф. Женщины – создания ветреные, легкомысленные и падкие на удовольствия. Они все порочны от рождения.

Самойлович со свойственным ему азартом предложил графу план.

– Скажешь Эмме, что едешь в Английский клуб на всю ночь, а сам нагрянешь через часика два-три, в разгар любовной потехи – и застанешь изменщицу врасплох.

Оленин выслушал его со скептической гримасой, но согласился. Откуда ему было знать, что Самойлович собирается сыграть в сем водевиле главную роль и повеселиться от души?..

* * *

Окна супружеской спальни Олениных выходили во двор. У самого дома росла цветущая липа, ее аромат лился в комнаты через распахнутые окна, кружил головы и будил плотские желания.

Эмма, не подозревая подвоха, впустила Самойловича, который не преминул воспользоваться ее слабостью и склонить ко всякого рода любовным «изыскам», порой совершенно неприличным. Натешившись вдоволь, он будто невзначай глянул в окно, крикнул: «Граф едет! Надобно прыгать!» – сиганул вниз со второго этажа, упал на колено, поднялся и, хромая, кинулся прочь.

Вся еще разгоряченная его ласками, Эмма свесилась в окно, вне себя от стыда и страха, и попалась на глаза мужу, который стоял у подножия липы. Он все прочитал на ее лице…

Та же волна, которая заставила его сомкнуть пальцы на горле служанки, захлестнула графа. Он одним махом взлетел по ступенькам и ворвался в спальню. Эмма оцепенела, резко попятилась, споткнулась о ковер и опрокинулась навзничь. Оленин навис над ней, потрясая кулаками.

Она закричала. Он ударил ее, попал во что-то мягкое и теплое, выругался, ударил еще раз – наотмашь, по лицу, схватил за распущенные волосы… застонал, разжал пальцы и выпрямился. Эмма лежала у его ног, испуганная и дрожащая, в слезах, в одной нижней юбке.

– Кто он? – взревел обманутый супруг, бросая дикие взгляды на смятую постель и разбросанные по комнате предметы женского туалета. – Говори, или я убью тебя!