Танец Шивы

– Я что-то не то сделал или сказал? Отчего он так скис-то? Может, обиделся, что чаевые не дали?

– Так он же получил свое – зачем ему дальше разыгрывать спектакль? – сказал Ашатаев. – В Индии везде так будет, привыкай. Как только поймут, что ты готов выложить деньги, сразу встанут на голову, запоют сиреной и заставят раскошелиться. Но едва заплатишь, про тебя тут же забудут, и это совершенно нормально. Сам посуди: не может же каждый покупатель числиться у торговца в близких друзьях? Не можешь же ты ожидать от него пожизненной любви?

– Но ведь это нечестно, – проворчал я, принимая неприкрытое лицемерие хозяина как личное оскорбление. – Я же думал, что он к нам со всей душой.

– Не поверишь, но парень действительно подошел к нам со всей душой, – смеясь, сказал этот знаток индийской психологии. – И реально наслаждался общением с нами. Он с удовольствием прожил несколько минут здесь и сейчас. Индийцы – мастера жить настоящим моментом. И ты тоже этому учись.

– Чему мне нужно учиться? – возмутился я. – Притворяться, что человек, к которому я абсолютно равнодушен, мой лучший друг?! Нет уж, уволь.

– Эх, ничего ты не понял, – вздохнул Абармид, распахивая резную дверь, что вела в холл на нашем этаже. – А еще даосом себя называешь! Ладно, когда-нибудь и до тебя дойдет, о чем я говорил…

Неприхотливость индийского быта не переставала поражать. Во многих отношениях условия проживания в отеле-люкс были такие же, как и в «ночлежке», откуда мы недавно ушли. Взять хотя бы пресловутые выключатели. Слава богу, в нашем номере они находились не на полу и даже не на потолке, а традиционно – на стене. В ряду их было штук десять, но работал лишь один, притаившийся где-то ближе к центру.

Больше раздражал древний кондиционер: он тарахтел так, что невозможно было расслышать собеседника. Абармид пытался отключить адскую машину всеми разумными способами, но под конец сдался и был вынужден потревожить персонал.

В номер прибежал парень. Узнав, что именно нас беспокоит, он пожал плечами, воскликнул “No problem” и, открыв нерабочий холодильник, что-то щелкнул на тумблере, хранившийся внутри. Комнату немедленно заполнила восхитительная тишина.

На том же тумблере он ткнул пальцем еще в какую-то кнопку, и с мягким шуршанием начали вращаться лопасти вентилятора, висевшего над нашей с Абармидом двуспальной кроватью – оказалось, что односпальных коек в индийских отелях нет по умолчанию, и с этим мне тоже пришлось смириться.

Отельного паренька пришлось вызвать еще раз, когда обнаружилось, что после душа нам нечем вытереться. Расторопный служащий принес пару банных полотенец, но они выглядели так, будто ими не единожды вытирали ноги. Я подозрительно спросил, не пользовались ли этими несвежими тряпочками предыдущие постояльцы, на что парень жизнерадостно заявил: «Все no problem, полотенца почти совсем чистые».

Брезгливо осушив тело одним из них, я вслед за Абармидом вышел из сумрачного номера на балкон – там вовсю сияло утреннее солнце. Шаман заказать чай: подвижный отельный мальчик принес на подносе начищенный медный чайник, фарфоровые чашки и сахарницу с кусками свежего фруктового сахара – Ашатаев сказал, что здесь его едят вместо мармелада.

– Итак, Абармид, какие у нас планы на будущее? – поинтересовался я, полагая, что он предложит тут же начать обследование моего организма – энергетическое, духовное, или как там это называется в шаманских кругах.

– Да особо никаких, – лениво отозвался тот, откинувшись на чугунной спинке стула и щурясь на солнце. – Потихоньку будем приручать тебя к индийской действительности.

– Да? А мне казалось, что есть более важные дела, – скрывая порыв возмущения за вежливым тоном, сказал я. – Например, мое здоровье.

– Друг мой, наш мир устроен так, что ни одно дело в нем не важнее любого другого, – небрежно произнес Ашатаев, внимательно посмотрев на меня. Я почему-то стушевался под этим взглядом. – Ни один момент не важнее любого другого. И ни одно существо тоже. Люди слишком уж серьезно относятся к себе и к тому, что они делают – это так смешно.

– А как еще я должен к себе относиться? Мне, может, жить осталось несколько месяцев! – с горячностью воскликнул я, и от жалости к себе у меня чуть слезы не навернулись на глаза. – Или тебе смерть кажется просто забавой?

– Нет, что может быть забавного в смерти? – пожав плечами, буднично сказал тот. Еще больше откинувшись на спинке, Абармид закинул ноги на стол и в этой расслабленной позе сцепил пальцы на затылке, поддерживая голову. – Но и ничего особенного в ней тоже нет. Смерть ничуть не важнее любого другого события в мире. Это люди наделили ее ужасными чертами и придумали страшные картинки, чтобы пугать ею детей с самого рождения.

– И как же ты предлагаешь к ней относиться, хотелось бы мне знать? – хмурясь, спросил я. – Как к чистке зубов?