В квартире уже никого нет. Словецкий куда-то смылся. Отлично. Нахожу ключи от машины, которая как раз была припаркована здесь, и уезжаю в клуб. Там навожу марафет, подчёркивая глаза шикарными длинными стрелками. Марк не звонит, и я даже начинаю нервничать. Он не появляется даже на номере, поэтому после я еду домой расстроенная.
Словецкий молчит и весь следующий день, и ещё один. Я не нахожу себе места, но звонить не поднимается рука.
Поэтому я решаю съездить самостоятельно к нему на работу. Меня везде пропускают, и это хороший знак. По селектору я слышу, как он сомневается пускать меня или нет, поэтому вхожу, не дожидаясь ответа.
— Долго бегать будешь? — сходу наезжаю на мужчину. Я очень взвинчена.
— Я не бегаю. И успокойся.
— Я спокойна, — не сбавляя тона, продолжаю я. — То есть, ты считаешь это нормальным? Уехать, пропасть на несколько дней и не писать?
— Мне нужно время.
— Зачем? — почти рявкаю я.
— Чтобы подумать.
— О чём?
— О нас, — припечатывает, как приговор.
— О нас? Ты… сомневаешься в… — во мне или в себе?
— В том, что смогу дальше терпеть без вреда для тебя клуб, Леона и всех твоих друзей, список которых постоянно пополняется, — его взгляд отчуждённый, словно я — чужой человек.
— Что? — почти шёпотом спрашиваю, чувствуя, как в глазах собираются слёзы.
— Я не могу, Даная. Меня изнутри выворачивает, неужели ты не видишь? Я боюсь не сдержаться когда-нибудь.
Пытаюсь сморгнуть слёзы.
— Ты тогда не думай, — уже более спокойно произношу я. — Закончим это, раз это приносит тебе одни страдания.
И выхожу, также стремительно, как вошла. Лечу на тренировку. Сейчас мне было не страшно за рулём. Я гнала на большой скорости, лавируя в потоке. В студии включаю на всю музыку, раскачиваясь и прыгая на обручи. От злости немного не рассчитываю, приземляясь больно на ногу и ударяясь головой об колено. Вскрикиваю, молясь, чтобы это был не перелом. Выжидаю какое-то время, пытаясь встать. Получается с трудом, и я вызываю такси, пока в глазах стоят слёзы. Голова тоже начинает пульсировать, а в больнице мне грубо сообщают ждать, так как очередь большая. Вот что значит бесплатная медицина.
Я жду, закрыв глаза и положив многострадальную голову на стену. Слёзы непроизвольно стекают из глаз. Вздрагиваю, когда вижу вдали Марка. Даже думаю, что это галлюцинация, но нет. Это Словецкий собственной персоной. Отворачиваюсь к окну. Мало ли к кому он.
Аромат Марка ударяет в нос, когда мужчина присаживается на корточки рядом со мной.
— Дана, что случилось? — тихо спрашивает, глядя совсем не так, как в кабинете.
— Оставь меня, — прошу с закрытыми глазами, из которых стекают слёзы.
— Королёва! — зовут в кабинет, и я хочу войти, но Марк не пускает. — Королёва, вы не одна. Потом намилуетесь!
— Пусти, — шепчу, но Марк заглядывает в глаза с бурей страха.
— Королёва не пойдёт, зовите следующего.
— Подождите, я иду!
— Так, девушка, вы определитесь.
Но Марк бережно берёт меня на руки, унося отсюда.
— Что ты делаешь? Мне нужно к врачу.
— Поедем в платную. Через пять минут уже всё сделают. Где болит?
— Внутри, — честно сообщаю.
Словецкий делает всё очень аккуратно и нежно. Мы заезжаем в платную клинику, где нас уже ждут.
— Рассказывайте, что случилось? — просит седой дяденька в очках.
— С обруча упала на пол. Ногу больно. И головой ударилась.
Я вижу, что Марк с беспокойством слушает каждое моё слово.
Врач проводит осмотр. Я дёргаюсь и едва сдерживаю слёзы.
На рентгене сообщают хорошую и плохую новость.
— Перелома нет, просто растяжение очень сильное. А вот сотрясение есть. Как себя чувствуете?
— В ушах звенит, голова раскалывается.
— Тошнит?
— Есть немного.
— Я выпишу препараты. На ногу холодные компрессы, покой. Воздержитесь от тренировок. А с головой, если вдруг состояние ухудшится, сразу приезжайте.
— Хорошо, спасибо.
Мне рассказывают что и когда пить, но я почти не слышу. Зато шум в ушах слышу отлично.
Марк также бережно уносит меня в машину. По пути заезжает в аптеку, где сам всё покупает. Даже не смотрю в его сторону.
— Отвези меня домой, пожалуйста. Спасибо за помощь.
Словецкий молча выезжает в сторону дома. Своего.
— Марк, я к себе домой хочу.
— Там тоже твой дом.
— Нет, Марк. Это твоя квартира. Я хочу к себе. Мы всё решили, вроде бы.
— Это ты всё решила. Я ничего не решал.
Сдаюсь, молча сидя до дома. Пусть делает, что хочет. Говорить я с ним не собираюсь.
Оказавшись в квартире, меня пробивает на слёзы, когда я вспоминаю наш последний день здесь.
— Чш-ш-ш, — гладит, пока несёт до дивана. — Сейчас всё сделаю.
Несёт таблетки какие-то с водой, и я молча глотаю одну за другой. Задрав джинсы, делает мне компресс, и я откидываюсь на гору подушек полусидя, чтобы не так сильно тошнило. Закрыв глаза, надеюсь, что скоро шум в ушах пройдёт.
— Возьми кофе, — тянет Марк мне кружку. Кофе. Знает, что от него мне легче.
Не спеша пью, прислушиваясь к ощущениям.
— Легче?
Отрицательно киваю, чувствуя, как стекают слёзы.
— Отвези меня ко мне.
Словецкий садится рядом, прижимая к себе. Нежно целует и гладит.
— Нет. Не отдам. Не повезу.
— У тебя раздвоение? Ты сегодня что говорил?
— Что я говорил?