Кое-как затушив огонь, Макгрей всучил мне книгу. Я прижал ее к груди – все еще горячую, а он обхватил меня за плечи и помог сбежать по ступенькам.
–
– Как они нас нашли? – пробурчал я, пока мы мчались вниз.
– Шеф или Маргаритки? – уточнил Макгрей, но тут мы оказались у выхода на первом этаже, сквозь который сюда проникли ведьмы. Он все еще был открыт, караулил его нервный юноша. Макгрей прицелился в него из револьвера, и тот, поскуливая, съежился в комочек под стеной.
Стоило нам выйти на улицу, как сзади послышались крики и топот.
– К коляске, – бросил Макгрей, ожидая указаний, куда нам бежать.
Я успел только кивнуть влево, и он немедля потащил меня в ту сторону – мы помчались прямиком к Шелдонскому театру.
– Мы ведь не знаем, там ли Харрис, – выдохнул я на бегу. – Или коляска. Может, это он нас выдал!
– Других вариантов нет. – Макгрей взглянул на книгу. – И не вздумай ее потерять!
–
Ответить на обвинение Макгрей не успел. В этот момент мы свернули на север и очутились на Брод-стрит, которая, к его неудовольствию, оказалась широкой и весьма хорошо освещенной улицей.
– Да чтоб тебя, Фрей! Ты не мог пути получше вспомнить?
– Мы же не могли вернуться на чертову площадь, по которой они…
– Налево, разумеется! – огрызнулся он, ибо мы свернули на столь же просторную улицу, с обеих сторон утыканную фонарями.
Мы бросились вперед со всех ног – к моим наконец-то вернулась чувствительность. В воспоминаниях о тех моментах у меня осталась лишь та широкая улица, скользкая брусчатка под ногами, жгучая боль в коленях и одышка от бега.
Впереди, возвышаясь над разноликими зданиями Средних веков, времен Тюдоров и викторианской эпохи, показалась башня колледжа Крайст-Черч. Она была лишь на тон светлее черного как смоль неба и казалась такой далекой, что я зарычал от досады.
– Туда, – выдохнул я, указав на нее сломанной рукой.
Мы бежали и бежали, не сводя глаз с башни – та приближалась, но невероятно медленно.
Мы достигли перекрестка – тот был шириной с центральную площадь небольшого городка и расходился в четыре стороны. Мы снова попали на Хай-стрит, и несмотря на то что пересекли ее мы очень быстро…
–
– Проклятье! – выругался Макгрей.
Я не рискнул обернуться еще раз и сосредоточил все свое внимание на башне. Теперь она, нависшая над мрачными готическими строениями по обе стороны улицы, казалась уже маняще близкой.
Я забрал вправо, к тисовым кустам, что росли как раз у ее подножия. Их густые вечнозеленые кроны полностью загораживали свет уличных фонарей. Маленькое кладбище рядом выглядело именно таким, каким я его и запомнил.
Макгрей в указаниях не нуждался. Он свернул направо, и там, в самом углу за рядами древних надгробий и в густой тьме, мы обнаружили нашу расшатанную коляску.
Сперва я заметил, что одно из колес разбито – щепки от него валялись по всей округе. Толку от этой коляски больше не было.
А затем я увидел нечто куда более ужасающее – темную кучу на земле у самой границы кладбища, различимую лишь потому, что снег там еще не успел превратиться в жижу.
Тело Харриса.
Склонившись над ним, Макгрей опасливо дотронулся до трупа. Я подошел ближе и увидел его лицо, татуировки, присыпанные снегом, распахнутые глаза, которые смотрели в никуда. Его глотку пересекал тонкий алый разрез.
– Бедняга… – пробормотал Макгрей.
Я промолчал, сраженный этим зрелищем куда сильнее, чем ожидал. До чего же безрадостную жизнь прожил этот человек, не испытав даже к концу ее никакого облегчения. Мы так и не смогли ему ничем помочь – только закрыли ему веки.
Макгрей вскочил и распахнул дверь коляски. Уставшая лошадь вздрогнула, когда почувствовала рывок.
– Что ты делаешь? – процедил я, не сводя глаз с хорошо освещенной улицы. – Нам нужно убираться отсюда!
Раздалось хлопанье крыльев – но это был лишь Макгрей, который вылез из коляски с сорокой в руках.
– Подержи, – сказал он и сунул мне под мышку невезучую птицу лапами кверху. – Попробуй только упустить…
Он заткнул револьвер за пояс и порыскал в карманах. Почти сразу же он достал крошечный клочок бумаги – тот, на котором что-то записал перед тем, как явились ведьмы, – а затем моток тех самых ниток, которыми он зашивал книгу.
– Надо сообщить Дубик и Белене, что документы у нас, – прошептал он, привязывая записку к ноге птицы. Затянув узел, он забрал у меня сороку и подбросил ее в воздух. – А у Кэролайн – тот портретик.
Я смотрел, как ее черно-белое оперение, удаляясь, поблескивает в свете фонарей, а затем растворяется в ночной тьме.
– Что, если Хильда или ведьмы перехватят ее? – пробормотал я. – Что именно о королеве ты в ней написа…
Я умолк на полуслове. Порыв ветра донес до нас звуки, которых я опасался больше всего. Дробный топот. Крики. А затем выстрелы.