Танец змей

Она располагалась этажом ниже, ее широкое окно выходило на дорогу. Мутные, зацарапанные окна приглушали свет и без того вялого зимнего солнца, и витающие в воздухе пылинки вызвали у меня ощущение, будто я вхожу в затянутое туманами болото. Тусклые зеленоватые оттенки истрепанных ковров и мебельной обивки лишь дополняли это впечатление.

Кроме меня, здесь был только тучный пожилой мужчина, задремавший с газетой в руках, так что я расположился со всеми удобствами.

В комнате стоял высокий книжный шкаф, пыльный, как древнеегипетская гробница, и набитый книгами с абсолютно выцветшими корешками – к ним, вероятно, не притрагивались годами.

Я тщетно высматривал хоть что-нибудь, чем можно было бы увлечься – один титул хуже другого, – как вдруг…

Я не сдержался и ахнул. Взгляд мой упал на потертый томик, на корешке которого золочеными буквами было написано: «Страницы из дневника нашей жизни в Шотландском нагорье».

Я снял книгу с полки и раскрыл ее – лицевая сторона обложки при этом чуть не оторвалась. Титульный лист оправдал мои ожидания:

ВОСПОМИНАНИЯ КОРОЛЕВЫ ВИКТОРИИ О ПРИНЦЕ-КОНСОРТЕ

Это была первая книга королевы!

Меня отнюдь не удивило, что экземпляр ее хранился даже в такой заштатной гостинице. Этот исполненный себялюбивых пассажей, отвратительно написанный кирпичик когда-то продавался многотысячными тиражами – вся Британская империя жадно выуживала из него подробности предполагаемого романа ее величества с ее слугой Джоном Брауном. Даже леди Энн хранила в своих домовладениях по экземпляру – купленному с рук на вес вместе со случайным набором других изданий, поскольку это была одна из тех некогда нашумевших книг, никому более не интересных.

Томик был увесистый и зачитанный, поэтому я положил его на стол, где смог бы перелистывать страницы одной рукой. Я почти не сомневался, что ничего полезного в нем не найду, но так буду хоть чем-то занят.

Занят, но не доволен. От слащаво-сентиментальных описаний пейзажей, дворцов и людей, танцующих шотландский рил и польку, меня вскоре одолела зевота. Особенно раздражение вызывало ее пристрастие перечислять по именам всех лордов и сэров, которые хоть раз одалживали ей свои экипажи, – большинство из них были дальними родственниками королевской семьи, не представлявшими никакого интереса для основной массы простонародья.

А еще волынщики! Бесчисленное количество страниц она посвятила проклятым, ненавистным волынщикам. «Они очень часто играли за завтраком, потом чуть позже, во время ланча, и всякий раз, когда мы выходили на прогулку…» И именовала она их непременно с большой буквы «В», словно они были когортой высочайшего духовенства.

Ближе к концу я уже рычал от злости. Та же самая капризная особа, что распиналась о невероятнейшей красоте Инверарея, чистейших озерах и превосходнейших лесах, подписала и мой смертный приговор после того, как ей не удалось связаться со своими наиболее доверенными ведьмами.

Я уже занес было руку, чтобы захлопнуть книгу, но внезапно взгляд мой упал на пассаж, который сплетницы наподобие моей мачехи, несомненно, зачитали до дыр. И даже в этом экземпляре книги та самая страница была самой захватанной, куда темнее прочих и держалась на последнем стежке. В пассаже упоминалась фамилия «Браун», за которой следовала «сноска», занимавшая большую часть страницы, отчего собственно текста над ней уместилось всего три строчки. Вот что сообщалось в сноске: