Танго под прицелом

Нестеров не торопил, ждал, когда Мария, очнувшись от своих воспоминаний, сама продолжит рассказывать.

– Костя узнал. Этого человека больше нет, Макс. И меня теперь тоже не будет. Не будет – потому что моя месть Косте за смерть Германа оказалась намного сильнее, чем я могла себе представить. Если бы не тот выстрел, то я ни за что не рискнула бы согласиться на предложение издать мои записки. Ни за что – потому что там все правда, до последней буквы, – она снова закрыла глаза, помолчала несколько минут.

Нестеров боялся даже дышать, чтобы не нарушить ее состояние.

– И вот теперь Костя меня нашел. Я осталась единственной, кто может ему навредить, потому что журналист мертв, редактор мертв – и только я… Но он это исправит. Грузовик неспроста врезался в мою машину. Водитель выпрыгнул из кабины буквально за минуту… Может, оно и к лучшему… Ты сейчас иди, я посплю. Мне нужны будут силы, Макс…

– Хочешь умереть, глядя смерти в лицо? – неловко пошутил Нестеров и сам устыдился своей глупости и бестактности.

«А потом просто усмехаешься и советуешь – мол, смените ручку, господин сценарист. А то в старой чернила закончились, если вы этого не заметили вдруг. Текст пошел невидимый и бредовый.

Мэрик не в состоянии возвращаться туда, где его щелкнули по носу и прищемили лапу. Не лапу – душу прищемили. Никогда, камбэки – это не мое. Я начну жить заново, с чистого листа, с ровного места, с новым человеком. Прошу заметить – с любимым человеком. И мне совершенно наплевать, что об этом думаете вы – и кто там еще об этом думает. А потому – всех на фиг. Я устала оглядываться на мнение окружающих, устала делать так, «как принято». Я хочу прожить то, что мне осталось, так, как я этого хочу сама. И я из шкурки вон вылезу – а проживу.

Конечно, я не мечтала никогда, что буду сидеть в кресле, обернув ноги пледом, с ноутбуком на коленях и писать что-то, а вокруг меня будет суетиться любимый человек – нет, это пошло, вульгарно – и вообще дурновкусие, если что. Но быть рядом с любимыми людьми я имею полное право, я думаю. И я буду».

Эта запись оказалась последней, дальше странички в блокноте остались чистыми.

Нестеров закрыл потрепанную книжечку и задумался. В том, что Мария не преувеличила опасность, он не сомневался. Костю Кавалерьянца в городе помнили до сих пор. О его жестокости ходили легенды. Он не просто был отменным игроком в карты – он занимался выбиванием долгов, и у тех, кто имел несчастье попасть ему в руки, практически не было шансов. Разумеется, после его отъезда в Испанию все это со временем стало напоминать легенды, но то, о чем писала в книге Мария, имело место быть, и остались люди, хорошо помнившие те события. О громком убийстве известного журналиста Максим тоже слышал, о нем трубили все телеканалы несколько дней. Убийцу, расстрелявшего мужчину прямо у ларька с сигаретами, разумеется, так и не нашли. И теперь, значит, Мария на очереди.

…Пятеро мужчин шумно шли по коридору травматологии, заглядывая поочередно во все палаты, большинство из которых пустовало.

– Ты думаешь, здесь? – с сомнением спросил шедший впереди черноволосый приземистый мужчина в распахнутой кофейно-бежевой дубленке, и ближайший к нему спутник отозвался:

– Да верняк, Костя. Мои парни отследили «Скорую», а травматология тут только одна.

– Гляди мне, Гоша, этого косяка уже не спущу. Ведь это ты виноват в том, что она решилась эти бредни печатать. Ведь как просил тебя – следи за всем, что она говорит и делает, разве это было так трудно? Или нельзя было нормального водилу найти, чтобы тот не промахнулся и растер ее тачку в муку? А так – сам едва не убился, придурок, и ее только покалечил. Ничего вам нельзя доверить, все самому нужно!

– Кто знал, что она такая ушлая окажется, – оправдывался Гоша. – С виду-то обычная телка…

– Телка! Вот и телка тебе – подставила всех!

«А не подставила бы она никого, не шлепни ты собственноручно того чувака, с которым у нее роман начался, да еще и у нее на глазах!» – раздраженно подумал про себя Гоша, однако вслух сказал: