Танго старой гвардии

Слава богу, вчерашний вечер окончился без происшествий. Армандо де Троэйе долго слушал танго в старинном духе и смотрел на танцующих — ни Меча Инсунса, ни Макс на площадку больше не выходили, — а потом, когда расстроенная пианола, проигрывавшая шумные и неопознаваемые танго, сменила музыкантов, пригласил все трио за свой стол. И потребовал для них чего-нибудь особенного. Подайте самого лучшего и дорогого, что у вас есть, сказал он, вертя в пальцах свой золотой портсигар. Однако официантка, пошептавшись с хозяином — щетинистоусым испанцем разбойного вида, — сообщила, что за ближайшей бутылкой шампанского надо кварталов сорок ехать на семнадцатом трамвае, да и все равно не достать, потому что уже поздно; так что композитору пришлось довольствоваться несколькими двойными порциями граппы и безымянным коньяком, не считая не откупоренной еще бутылки местного джина и воды в сифоне синего стекла. Всему этому, равно как и поданным на закуску ломтикам мяса на шпажках, была воздана честь в дыму сигарет и сигар. В иных обстоятельствах Макс заинтересовался бы разговором де Троэйе с тремя ветеранами — кривой аккордеонист со стеклянным глазом помнил девятисотые годы, времена Хансена и Руби Мирейи — и послушал бы их воззрения на танго новые и старые, манеру исполнения, тексты и музыку, но в тот день мысли его были заняты другим. Одноглазый музыкант, которому джин и душевная обстановка немного развязали язык, признался, что по нотам играть не умеет, больше того, никогда в них не нуждался. Всю жизнь подбирает по слуху. А исполняет он и двое его товарищей настоящие танго — те, которые танцуют, как исстари повелось, в быстром темпе, с резкими паузами в нужных местах, — а не те прилизанные салонные подделки, введенные в моду Парижем и кинематографом. Что же касается текстов, то сгубило танго и унизило тех, кто танцевал его, неуемное стремление превратить придурковатого плаксивого рогоносца, брошенного женой, в героя, а фабричную девицу — в увядшую болотную кувшинку. Подлинное танго, добавил кривой, под бульканье джина и энергичные одобрительные восклицания своих товарищей, принадлежало сброду из предместий — оно проникнуто злобной и дерзкой насмешкой бандита или проститутки, шутовским цинизмом людей отпетых, конченых и сознающих это. И тут утонченные поэты и музыканты оказались совершенно лишними. Танго хорошо, когда нужно сказать комплимент женщине, обнимая ее, или устроить шумный загул с дружками. И, подводя итог, можно сказать, танго — это инстинкт, ритм, импровизация и похабные слова. А то, во что его превратили, вы уж простите меня, сеньора, — тут его единственный глаз скосился на Мечу — это тошнотные розовые сопли. Если так дальше пойдет со всеми этими розами и грезами, с покинутым холостяцким гнездышком, со всеми этими слезливыми чувствованиями, то скоро, глядишь, взвоют о бедной вдовой мамочке и о несчастной слепенькой девушке, продающей цветы на углу.

Де Троэйе был в восторге от всего этого и на диво разговорчив и общителен. Чокался с музыкантами и время от времени продолжал записывать что-то крошечными буквами на манжете. Выпитое постепенно сказывалось в том, как блестели у него глаза, как он выговаривал иные слова и как склонялся над столом, внимательно слушая собеседников. Через полчаса трое музыкантов из «Ферровиарии» и друг Дягилева, Равеля и Стравинского беседовали так, будто всю жизнь выступали вместе. Макс же был настороже и краем глаза держал в поле зрения остальных посетителей, поглядывавших на их стол с любопытством или опаской. Давешний партнер Мечи не спускал с них глаз из-под век, набрякших от сигаретного дыма — он курил, не переставая, — а его спутница в цветастой блузе, собрав юбку на коленях и подавшись вперед, без стеснения подтягивала черные чулки. В эту минуту Меча сообщила, что хочет выкурить сигарету на воздухе. И, не дожидаясь ответа мужа, поднялась и направилась к дверям, постукивая каблуками так же неторопливо, решительно и твердо, как во время своего недавнего танца с Хуаном Ребенке. А тот издали смотрел ей вслед, наблюдая не без плотоядного интереса, как покачиваются на ходу ее бедра, и отвел от них взгляд, лишь когда Макс подтянул галстук, застегнул пиджак и двинулся за женщиной. И не надо было оборачиваться, чтобы подтвердить то, что он знал и так: Армандо де Троэйе тоже провожает их глазами.

Он прошел по собственной удлиненной тени, которую уличный фонарь растянул по всей кирпичной дорожке. Меча Инсунса неподвижно стояла на углу, там, где исчезали во тьме пустыря, граничившего с Риачуэло, последние домики квартала — приземистые, из волнистого цинка. Приближаясь, Макс поискал глазами «Пирс-Эрроу» и вскоре — когда шофер на миг включил фары, обозначив свое присутствие, — заметил лимузин на другой стороне улицы. Хороший парень, успокоенно подумал он. Ему понравился этот исполнительный и предусмотрительный Петросси в синем форменном костюме, в фуражке и с пистолетом в «бардачке».