Таня

23 апреля 2019 года у Катюни остановилось сердце и её не стало. Высшие силы наконец-то отпустили её, оставив на этой земле её измученное болезнями тело, и освободили то, что в народе зовётся Душой…

Олежка

Принято считать, что люди помнят себя с трёхлетнего возраста, но это не точно. Я помню себя лет с четырёх, когда жила с мамой и бабушкой в коммунальной квартире, где помимо нас жили ещё милиционер Михаил с женой – продавщицей книжного магазина Любовью, которые вообще ютились в девятиметровой комнате без балкона. Малюсенькая пятиметровая кухня и совмещённый санузел с вечно ржавой ванной были общими, и в уборную всегда надо было стучаться. С балконом, где с маминой лёгкой руки летом колосился дикий виноград, я считала, что живу в хоромах, хотя спала до пятого класса на раскладушке и не понимала, почему нельзя впихнуть к нам «пианину» фабрики «Заря», чёрную с лаком, стоимостью в пять маминых зарплат.

Жили мы, как и большинство в то время, бедно, но радостно, к любому празднику раздвигая круглый деревянный стол под жёлтым матерчатым абажуром с висюльками. Вместо дорогущего ковра Бабшура прибила гвоздями на стену над кроватью покрывало с оленями, мне казалось это естественным и даже красивым. Обшивала и обвязывала мама почти весь дом, иногда за копеечку, иногда просто за «спасибо», в общем, «ручная работа» без всяких там пособий и журналов мод – на дворе начало семидесятых… Я вот даже не помню, ходили ли к нам гости не из родственников, только соседи по коммуналке были обязательным праздничным дополнением, но нас с мамой однажды пригласили встретить Новый год в соседний подъезд, где в отдельной квартире жила маленькая семья: мой одноклассник Олежка с мамой Валентиной Ивановной – колоритной женщиной в каких-то безумно красивых бусах на шее и с высокой «халой» на голове. Семья их считалась зажиточной, видимо, работа в бухгалтерии Автозавода им. Ленинского Комсомола приносила им хороший доход, и её сын Олежка получил ту самую «пианину» – предел моих мечтаний, который сыграл роковую роль в нашей с Олежкой детской любви.

Да, первая любовь порой бывает жестокой, особенно если любят тебя, а не ты. Собирались мы к ним в гости как на Кремлёвскую ёлку, которую каждый год показывали в канун праздников по чёрно-белому телевизору марки «Рекорд», стоявшему у нас в углу на четырёх деревянных ножках под Бабшуриным иконостасом. Это чудо советской техники имело в управлении только три ручки: переключатель программ, громкость и контраст. Телевизор вообще был моей отдушиной, особенно по вечерам, и даже бабушкино постоянное «Телевизор – это бесы, танцующие в аду!» меня от него не отвадило, и по сей день я остаюсь ярым его адептом. Поход в гости первый раз в чужой дом был для меня новым миром, где даже ссаный подъезд вонял как-то иначе и бутерброд с докторской колбасой был в разы вкуснее. Встретили нас во всеоружии: на полированном квадратном столе стояли хрустальная ваза, полная оранжевых мандаринов, от запаха которых у меня рвало башню, традиционный салат «оливье» в красивой салатнице, в отличие от бабушкиного эмалированного таза, который и в пир, и в мир, бутылка «Советского шампанского», детский лимонад «Буратино» и бутерброды с красной икрой. На десерт были поданы шоколадные конфеты «Мишка на севере» и кондитерские корзиночки с заварным кремом. Я обалдела… Но когда увидела пианину, то вообще захотела умереть: красиво, со слезами и соплями, чтобы все видели, как я страдаю! Это была «Заря», мечта моего детства – у малохольного Олежки со всеми его мандаринами…

Олежка – блондин с голубыми глазами и губами уточкой – мне не нравился, вот совсем. Потому что я была влюблена в Серёжку – брюнета с карими глазами, отец которого привозил ему жвачку из заграницы, в которую постоянно летал, а Серёжка нам её пафосно раздавал. Иногда мы её пережёвывали, меняясь друг с другом вкусами. Жвачные пузыри мы научились надувать быстро, размазывая лопнувшие липкие лоскуты в самых неподходящих местах. Но Серёжка бегал за другой девочкой, а я тихо страдала и принимала ухаживания Олежки, который выражал свою любовь довольно обычным для этого возраста способом: звонил в дверь и сматывался, отнимал и жёг моих бесценных немецких пупсиков в ванночках, мазал портфель мелом и вообще уделял мне много внимания. Я не сопротивлялась, изредка жалуясь матери на этого недоумка, умудрившегося стать двоечником в первом классе. После всех Олежкиных телодвижений в мою сторону Валентиной Ивановной было принято решение познакомиться с нашей семьёй поближе.