В лесу интересных дел было не перечесть: ловить лягушек в ручье, взбираться на корявое дерево у опушки, прятать секретики в самых тайных местах, под камнями и в старых трухлявых пнях, искать грибы и поедать дикую ежевику, собирать желуди и плести венки из полевых цветов. Веселье заканчивалось только протяжным криком, доносившимся от дома: «Даша!.. Алена!..» Пора было возвращаться, торопливо смывать с себя разводы грязи, щедро украшавшие лица, шеи, руки и ноги, садиться ужинать. Набегавшись за день, засыпали прямо за столом, с трудом добредали до кроватей, видели самые яркие в жизни сны, а утром просыпались в ожидании новых приключений, и снова рвались на улицу.
Самым сложным делом было отвертеться от обеда. Когда родители на работе, то и загнать домой, чтобы поесть, было некому. А вот в выходные… Помните вот это, произносимое страшным шепотом: «Мама есть зовет, потом уже не выпустит»? Это было самым страшным наказанием – остаться сидеть дома. Поэтому Даша с Аленой старались близко к дому не подходить – чтоб мамы не заметили, и не загнали обедать. Удивительно, но если не получалось дозваться девчонок, мамы не волновались. «Загулялись опять», – махали рукой и возвращались к своим делам.
Но неужели есть не хотелось весь день? Хотелось, еще как. Иногда выручала лесная ежевика, а иногда – набеги на собственный огород. Выглядело это со стороны, наверное, очень смешно: две девчонки, притворяясь, будто их никто не видит, пробираются сквозь дырку в заборе на грядки, и объедают все, до чего только могут дотянуться. При этом важно было передвигаться буквально ползком, прикрываясь травой и прячась за кустами, – иначе ведь мама увидит, и все, прощай, веселье и приключения, придется есть скучный суп на кухне.
Летом было проще: то клубника поспеет, то смородина или сливы, можно выдернуть морковку, наспех ополоснуть в ручье и весело слопать, помидоры и огурцы тоже регулярно исчезали с грядок. А вот осенью «меню» становилось поскуднее. От черноплодной рябины нещадно вязло во рту, других ягод уже не было, сырую тыкву есть тоже не станешь.
«Дашка, давай капусту утащим», – Аленка пихнула подружку в бок локтем. «Она же большая, – засомневалась Даша. – Мы же столько не съедим». «Съедим, – припечатала Алена. – Пошли, не трусь».
Шурша опадающими со слив листьями, девчонки двинулись «на дело». Пробрались к заветной грядке с тыла, забравшись в огород через калитку, выходящую в лес. Огляделись – вроде вокруг все тихо, никто их не заметил. Капуста в этом году уродилась на славу: кочаны стояли стройными светло-зелеными рядами. Авось, пропажу одного никто и не заметит.
«Вон тот давай», – Алена махнула рукой в сторону кочана поменьше. Пыхтя, девчонки выкрутили капусту вместе с корнем, и уволокли добычу за забор. Там отломили кочерыжку, счистили внешние листья, устроились на поваленном дереве с видом на ручей – чем не ресторан? Хруст стоял оглушительный. Даша то и дело испуганной оглядывалась в сторону дома: казалось, этот звук должен быть слышен даже на другом конце города. Но никто ничего не услышал, а капуста была такой вкусной – ничего вкуснее в целом свете не было!
Вечером у обеих болели животы: с непривычки слопать такое количество сырой капусты – шутка ли. Признаться, в чем было дело, ни одна, ни другая не решилась. Впрочем, мамы особо и не беспокоились: поболит, да перестанет, не аппендицит же. Преступление осталось нераскрытым.
Спустя годы подружки сидели на кухне в Аленкиной квартире. На столе лежал вилок капусты: Даша привезла из деревни от мамы. «Что делать с ней будем? Салат?» – спросила Алена. Даша рассмеялась – тот эпизод с краденой осенней капустой всплыл в памяти, будто это было вчера.
«Мам, а помнишь, вы в огороде капусты не досчитались? Думали, соседские мальчишки напакостили?» – звонок по видеосвязи застал Дашину маму врасплох. «Помню, а как же», – улыбнулась она. Давясь от смеха, девчонки – нет, уже взрослые женщины – наперебой рассказывали, куда на самом деле пропадала капуста. «Так вот почему у вас животы болели», – догадалась мама и тоже рассмеялась. Смех трех девчонок разносился по всей квартире, под ногами вертелся Аленкин песик Шерлок, недоуменно глядя на хозяйку – чего это она? А за окнами город накрывала осень – терпкая и прозрачная, пронизанная сладким запахом свежей капусты.
В кинозале
Семилетняя Лена разглядывала веселое лицо зубастого рыжего мальчика, нарисованное акварелью. «Ералаш» – сообщала афиша на окне кинотеатра. Тогда репертуар не печатали, а писали от руки, добавляя красочные иллюстрации.
Девочка достала из кармана 5 копеек и подошла к кассе. Киносеанс начинался в 10 утра и в это летнее утро никого, кроме нее в кинотеатре не было. В окошке показалась знакомая фигура кассирши.
– На «Ералаш»? – спросила тетя Маша, как будто существовали еще какие-то варианты. – Пока ты единственный зритель, будешь смотреть?
– А вы мне одной покажете? – поинтересовалась Лена?
– Покажем. Надоест глядеть в одиночестве – уйдешь!