Таня Гроттер и Исчезающий Этаж

– А-а-а! – Верка завизжала и рухнула со своего стула.

Гроб на колесиках нетерпеливо захлопал крышкой.

– Она умерла! Умерла! Ее убили! – закричала Дуся Пупсикова, с ужасом уставившись на свою подругу, неподвижно растянувшуюся на полу.

Класс замер. По лицу у Попугаевой разливалась смертельная бледность, руки были раскинуты. Пунцовел лишь красный, некогда прищемленный дверью носик.

Зубодериха неторопливо подошла к Верке и присела рядом на корточки.

– Она умерла, умерла! – продолжала причитать Пупсикова.

– Умерла, говоришь? Не думаю! Да и не с чего! – насмешливо произнесла Зубодериха. – Я только хотела попросить Веру помочь мне. Да будет вам известно, что «Пробкис вырубонис» – простейшее заклинание, гасящее свет. Мы проходили это на одном из первых уроков. Мне обидно, что Попугаева так невнимательно слушает объяснения и имеет такую дырявую память!

Немного погодя Верка осторожно открыла глаза и присела, явно пребывая в сомнении, на каком она свете – на том или еще на этом. Все убедились, что она действительно жива и здорова, а если и хлопнулась в обморок, то лишь от страха. Она смогла даже выпустить зеленую искру и погасить в классе все светильники. Класс погрузился в полутьму, лишь сквозь неплотно задернутые шторы пробивалось несколько слабых лучей.

– Чудненько, просто чудненько, – сказала Зубодериха. – Роковую порчу обычно накладывают ночью, так что и снимать ее вам придется в темноте.

В голосе у преподавательницы прозвучало хорошо скрытое злорадство. Тане, которая в этот миг смотрела на нее, почудилось, что сквозь толстые стекла очков Зубодерихи ударил яркий голубоватый свет. Но это длилось всего лишь миг…

– Гроттер! – вдруг услышала Таня. – Попрошу вас выйти на середину класса и встать возле моего стола!

Таня вздрогнула и встала. Колени у нее ослабли и подламывались. До сих пор Зубодериха ни разу не посмотрела на нее, так что этот вызов оказался совсем неожиданным.

Цепляясь за парты, Таня вышла к учительскому столу. Мысли у нее путались. В полутьме она видела, как Зубодериха нацелила на нее свой длинный палец и начертила на сгустившемся сиреневом воздухе страшный знак из нескольких пересекающихся линий.

– Фурыллис эббус труфус бонирайис аппедицитус болотомус! – негромко произнесла она.

Страшный иероглиф пришел в движение и стал наползать на Таню, неторопливо вращаясь и рассекая тьму острыми краями. Девочка вскрикнула и попыталась отбить знак ладонью, но он уже сам растаял.

А потом Таня вдруг ощутила, как желудок у нее сжался чудовищным комом. Не устояв на ногах, она упала. Виски ломило, голова пульсировала болью. Гроб на колесиках заскрипел и кистями стал отстукивать похоронный марш.

Внутри Таня ощутила сосущую пустоту. Из нее словно глоток за глотком, капля за каплей выпивали жизнь. Она пыталась, но никак не могла вспомнить контрзаклинание… Вообще ни одного заклинания, даже простейшего, полетного, которое произносила по десять раз на дню.

«Я умираю? Или уже умерла? А, какая разница!» – мелькнула равнодушная, какая-то чужая мысль.

Безразличие охватило ее, все остальное она помнила уже точно в полусне.

– Сражайся! – крикнула ей Зубодериха. – Сражайся! Вспоминай! У тебя осталось только две минуты!

Таня попыталась встать, но пол притягивал ее. Сделав усилие, она сумела лишь присесть. Голова кружилась. Внутри был все тот же мрак и пустота, пустота, пустота. Она равнодушно, почти не различая слов, следила, как округляются в крике губы Зубодерихи, как Ванька Валялкин и Баб-Ягун срываются с места и бегут к ней.

– Дуллис нуллис! – кричал Баб-Ягун.

– Дуллис нуллис! Скажи дуллис нуллис! – тряс ее за плечо Ванька.

Таня и слышала их, и не слышала. Голова у нее раскалывалась от тупой боли. Теперь она уже знала, что нужно прознести, чтобы снять сглаз, но почему-то медлила.

Медлила потому, что ей мерещилось, как из темноты выплывают яркие рубиновые буквы. Выплывают и складываются в краткую и страшную фразу.

– Гряллиум пуллиум! – выпалила Таня, не задумываясь.

Кольцо Феофила Гроттера, раскалившись, выбросило тройную красную искру. В темном классе полыхнула ослепительная вспышка. Баб-Ягун и Ванька, как картонные фигуры, разлетелись, опрокинув парты. Даже Зубодериха едва устояла на ногах. С гроба на колесиках сорвало крышку. Старинные рамы, сохранившиеся со времен Древнира, разом лишились всех стекол.

Таня, покачиваясь, встала. Виски у нее еще ныли, но боль уже прошла. Почему-то она была уверена, что роковой сглаз уже не висит над ней Дамокловым мечом. Она сумела исцелиться, но как? Этого она и сама не понимала. Более того, заклинание, которое она только что выкрикнула, помнилось ей уже как-то смутно.

– Тройная красная искра! Ну Гроттерша дает! И это на «белом» отделении! Да сам Клопп никогда не выпускал больше двух красных искр сразу! – услышала она пораженный возглас Гробыни.