Читаем Таня / Вторая Параллель полностью

Однажды в начале 90-х я купил книжку с оригами. Первую фигуру собирал-собирал. И – стоп. Ступор, на последней складке. От напряжения ум заходил за разум – так сильно, что пришлось отложить задачу. Зато на следующий день – к моему немалому удивлению руки вдруг сами сложили сложную фигуру.

Случай с оригами я вспоминаю как редчайший и приятнейший пример выхода из глухого тупика. Люди бывают разные, но для любого человека напряжение, ощущение невозможности и безвыходности – признайся же, примолкнувший читатель ///и вообще: почему до сих пор не проронил ни слова, читатель? ЛОЛЪ/// – невыносимо. Я чувствую это по-своему: в отчаянном поиске выхода словно покидаешь свою реальность, уходишь в другое измерение.

По понятным причинам ощущение это всегда пугало меня.

Мне показалось, что на меня смотрит какой-то странный паренёк. Но вряд ли, просто нервы, я боюсь оказаться раскрытым. Как всякий смутно влюблённый, я холодел от мысли о том, что нас – то есть, меня – могут раскрыть. Особенно не хотелось, чтобы это поняла ОНА.

2. Иди скорее ты ко мне.

Скиталовое продолжалово. Бедный автор бродит за образом желанным по всему городу и тщательно пишет об этом


На следующее утро шагал от Мичурина по «чётной Первомайской», двигался привычным маршрутом к родной девятиэтажке с магазином «Звёздный» на первом этаже, маркируя улицы. (Звезда, Мичурин, Мамин-Сибиряк. А сейчас ещё будет новое для читателя – КУЗНЕЧНОЕ название. Пусть живут долго и счастливо названия и имена. Люблю их, они часть моей жизни – пусть станут частью вашей. ///Мичурин-Сибиряк///)

Я нарочно задержался возле Кузнечного переулка.

Я.

Здесь.

Постоял.

Не дождался.

Поплелся к дому.

Сегодня не повезло.

День прошел в ожидании.

Грустном и светлом для меня.

/// Допишу, чтоб была пирамидка.

Ещё вот так – чтоб повыше была,

на три ступени как минимум. Супер! ///

[[[Кстати, за тобой снова наблюдали, но ты вообще перестал что бы то ни было замечать дальше собственных любвемечтаний.]]]


Возвращаясь домой на следующий день, я о чём-то задумался и приближался к переходу немного иным путём – со стороны Дома офицеров. Тут я увидел её, идущую по диагонали от площади Армии.

Всем видом изобразив, что и мне ///срочно! +100 к ускорению!/// нужно на её сторону, я ринулся к ней. Сам. Или не сам. Или «само-собой» это называется. Автопилот – подходит здесь: мыслей не было – меня просто влекло ей наперерез.

Не рассчитав скорости, ибо она внезапно оказалась совсем близко, я пулей пролетел мимо неё.

Почти не разглядел! Тем не менее, успел почувствовать.

Остановившись и на мгновение оцепенев, я обернулся: она перешла перекрёсток, мне зажёгся красный. Долго. Очень долго! Я видел, как она дошла до Кузнечного переулка. Не упуская её из виду, я влетел на перекрёсток, пересёк его и скорым шагом ринулся вслед. Она направлялась через улицу Бажова в сторону Главного проспекта.

У перекрёстка я неожиданно столкнулся с Липихиным.

Как водится, встреча переросла в беседу. Женя вдруг вспомнил, что был недавно на Уралмаше и видел собаку, похожую на Дюпона. На Франсуа Дюпона, как мы звали моего пса. Не припомню уж, как давно он меня покинул («ушёл»; не люблю произносить другое слово), много минуло времени с того момента.

– Помнишь, какой от него шёл позитив? – со вздохом вымолвил я.

– Тот позитив «дюпонизмом» зовется, – с улыбкой воспоминаний сказал Женя.

– Я, пожалуй, посвящу ему свою книгу «Мильён названий», – сказал я.

– А разве не он её написал, – в своем духе парировал Женя.

А что, подумал я – пусть он и будет значиться автором. Книга состояла из условного миллиона названий – в основном бессмысленных, иногда бессмысленных до уровня собачьего лая. Зачем я её писал? Позволю себе встречный вопрос: а зачем я сейчас пишу это?

Попрощались. Женя побежал в свою мастерскую.

Увы, это разрушило логику преследования: оглядевшись, я нигде не увидел её, желанной цели моих устремлений ~ она исчезла; – даже дойдя до Главного проспекта, я её нигде не обнаружил. Видение растаяло в утреннем воздухе.

Я грустно побрёл домой.

Чем ближе к сегодняшнему дню, дорогой читатель – тем гуще и конкретнее становятся время и пространство данного текста. Фантомное слово наливается плотью, как бытие. Всё превращается в предмет. Так что: начиная с этого момента я ввожу в повествование точный, точнейший числовой ряд: вашему вниманию предлагаются даты моего любовно-детективно-антиутопического /// хм-хм-хм /// приключения.


Итак—

>>>10 сентября 2019 года.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Убийцы футбола. Почему хулиганство и расизм уничтожают игру
Убийцы футбола. Почему хулиганство и расизм уничтожают игру

Один из лучших исследователей феномена футбольного хулиганства Дуги Бримсон продолжает разговор, начатый в книгах «Куда бы мы ни ехали» и «Бешеная армия», ставших бестселлерами.СМИ и власти постоянно заверяют нас в том, что война против хулиганов выиграна. Однако в действительности футбольное насилие не только по-прежнему здравствует и процветает, создавая полиции все больше трудностей, но, обогатившись расизмом и ксенофобией, оно стало еще более изощренным. Здесь представлена ужасающая правда о футбольном безумии, охватившем Европу в последние два года. В своей бескомпромиссной манере Бримсон знакомит читателя с самой страшной культурой XXI века, зародившейся на трибунах стадионов и захлестнувшей улицы.

Дуг Бримсон , Дуги Бримсон

Проза / Контркультура / Спорт / Дом и досуг / Боевые искусства, спорт
Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)
Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках)

Мирослав Маратович Немиров (род. 8 ноября 1961, Ростов-на-Дону) — русский поэт, прозаик, эссеист, деятель актуального искусства. Главное сочинение Немирова — фундаментальная «Большая Тюменская энциклопедия» («О Тюмени и о её тюменщиках»).Цель, ставимая перед собой издателем-составителем — описать словами на бумаге абсолютно все, что только ни есть в Тюмени (люди, дома, улицы, заведения, настроения умов, климатические явления, события, происшествия, и проч., и проч.) + описать абсолютно все, что имеется в остальной Вселенной — в приложении к городу Тюмени и/или с позиций человека, в ней обитающего: Австралию, Алгебру, жизнь и творчество композитора Алябьева, книгу «Алиса в стране чудес», и т. д., и т. п.[Примечания составителя файла.1. В этом файле представлена устаревшая версия 7.1 (апрель 1998), которая расположена на сайте ЛЕНИН (http://imperium.lenin.ru/LENIN/27/nemirov/intro-izda.html). Новые версии статей и новые статьи лежат на множестве разных сайтов:ЖЖ Немирова: http://nemiroff.livejournal.com«Русский журнал»: http://old.russ.ru/authors/m_nemirov.html«Соль»: http://www.saltt.ru/authors/miroslav-nemirovИ др.2. В качестве обложки использован портрет Немирова, нарисованный «митьком» Александром Флоренским.]

Мирослав Маратович Немиров

Биографии и Мемуары / Проза / Контркультура / Современная проза
День опричника
День опричника

Супротивных много, это верно. Как только восстала Россия из пепла серого, как только осознала себя, как только шестнадцать лет назад заложил государев батюшка Николай Платонович первый камень в фундамент Западной Стены, как только стали мы отгораживаться от чуждого извне, от бесовского изнутри — так и полезли супротивные из всех щелей, аки сколопендрие зловредное. Истинно — великая идея порождает и великое сопротивление ей. Всегда были враги у государства нашего, внешние и внутренние, но никогда так яростно не обострялась борьба с ними, как в период Возрождения Святой Руси.«День опричника» — это не праздник, как можно было бы подумать, глядя на белокаменную кремлевскую стену на обложке и стилизованный под старославянский шрифт в названии книги. День опричника — это один рабочий день государева человека Андрея Комяги — понедельник, начавшийся тяжелым похмельем. А дальше все по плану — сжечь дотла дом изменника родины, разобраться с шутами-скоморохами, слетать по делам в Оренбург и Тобольск, вернуться в Москву, отужинать с Государыней, а вечером попариться в баньке с братьями-опричниками. Следуя за главным героем, читатель выясняет, во что превратилась Россия к 2027 году, после восстановления монархии и возведения неприступной стены, отгораживающей ее от запада.

Владимир Георгиевич Сорокин , Владимир Сорокин

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза