Целую неделю к югу напротив устья Нактонгана непрерывно дежурили шесть подлодок. Они утопили эсминец и небольшой крейсер, полностью блокировали грузовой поток, но тщетно ждали выхода основных японских сил. И тогда адмирал припомнил другой опыт прошлых войн.
Из Чемульпо в Тэгу прибыл необычный состав. Платформы по железнодорожной ветке спустились к речному порту, где их содержимое перекочевало в воду. А через сутки японские корабли подверглись нападению, которого совершенно не ждали с севера.
Нельзя сказать, что река осталась без присмотра. По ней могли спуститься плоты, речные баржи, наконец, плавучие мины. Однако русское коварство оказалось совершенно другим.
Сначала в предрассветном тумане раздался гул моторов. На берегу засуетились расчеты полевых орудий. Однако ни один из выпущенных снарядов не попал в цели, которые неслись чересчур быстро.
Шесть катеров легко обогнули затопленные на фарватере суда и взяли курс к стоянке флота. На броненосцах и крейсерах слышали пальбу и не придали ей значения, привыкнув за последние дни. Поэтому торпедная атака на «Фусо», «Читосэ» и «Якумо» застала их экипажи врасплох.
«Фусо» затонул прямо у причальной бочки, крейсера получили по торпеде, надолго выйдя из строя. Как известно, наглость города берет. Четыре крохотных судна из шести вернулись в Тэгу.
Малые катера с торпедой отлично показали себя в войне с Турцией. К ХХ веку они выросли в тоннаже и превратились в миноноски, затем в миноносцы. Потом появились еще более крупные вариации, рассчитанные на эскадренный строй – эсминцы. Макаров по опыту 1877 года приказал снять с японских кораблей шесть катеров, снести рубки и установить на палубах по одному торпедному аппарату. На реке малые суда сработали лучше миноносцев.
Через сутки Алексеев сообщил, что атака в устье Нактонгана не повлекла сдачи города. Более того, на позициях замечены стрелки во флотской форме. Японское командование решилось на рискованный шаг, переведя часть корабельных экипажей в пехоту, явно чего-то ожидая.
Степан Осипович, находившийся в Чемульпо, получил телеграмму от командующего: «В Париже через пять дней начнутся переговоры». Меж строк прозвучало – если собрался сотворить безумство под занавес, ныне самое время.
29 мая у Масана бросил якорь броненоносец «Император Николай I» с адмиральским вымпелом, крейсера «Жемчуг» и «Изумруд», с ними двадцать три миноносца и минных заградителя, а также прибыли пять барж с камнями. Отчаявшись выманить медведя, Макаров приказал замуровать берлогу. Затем передал командование контр-адмиралу фон Фелькерзаму и спустился на подводную лодку. Шестерка торпедных субмарин и подводный минзаг взяли курс на Йокогаму.
Пока Суджон, поставив под ружье чуть ли не половину взрослого мужского населения, восстанавливал контроль над юго-востоком и блокировал с суши южные порты, освободившийся после боев под Масаном корпус Брусилова высадился на островах Камидзима и Симодзима, крупнейших на архипелаге Цусима. Алексеев, принявший философию Макарова «победителей не судят», решил, что переговорщикам в Париже нужен козырь – освобождение чисто японских островов в обмен на вывод войск из Кореи. Коли не договорятся, в порту Цусимы есть небольшая и вполне уютная бухточка, укрыв которую молом со стороны пролива, можно организовать замечательную военно-морскую базу чуть ли не в прямой видимости от одного из главных японских островов – Кюсю. А к Нагасаки вышел отряд Макарова, где адмирал разделил его. Четыре лодки отправились в поход по южному побережью Кюсю с приказом торпедировать любые японские надводные корабли водоизмещением свыше тысячи тонн, не обстреливая из трехдюймовки, и возвращаться в Чемульпо. Прецедент нападения на невооруженное судно без предупреждения создала японская субмарина, утопившая транспорт «Анадырь» за два часа до официального объявления войны.
Степан Осипович перед войной не реже чем раз в три месяца выходил в море на подлодках, участвовал в учениях с боевыми стрельбами. Впервые за три десятка лет попав в центральный пост субмарины, подстерегающей жертву у вражьего берега, он испытывал разные чувства. Опасность и азарт не манят как в лейтенантские годы, хотя до равнодушия далеко. Молодые мичманы и гардемарины, волнующиеся перед атакой, кажутся сущими детьми, пусть у командира куда больший опыт современной войны, нежели у ветерана, командовавшего «Пуск» на поражение действительной цели аж тридцать лет назад.
– Лейтенант, соберите офицеров.
Центральный пост тесен, командир, старпом и два мичмана с трудом умещаются. Голова гардемарина торчит в проходе во второй отсек.