— В общем, попал я в число оборонцев. А какие у нас силы на переднем крае и как укомплектованы, — это Мехлиса, видимо, мало интересует.
— Да-а, — протянул Соломко. — Штабы наши тоже два месяца стоят, не меняя положения, и при первом же ударе немцев все полетит к черту, войска лишатся управления.
Я присутствовал при этом разговоре и решил высказать свои соображения:
— Настроение в войсках неважное. Люди утомлены бесплодными атаками без должной подготовки. Стали свыкаться и с неудачами, и с потерями. Вот, например, в бригаде Калинина...
И я рассказал обо всем, что видел в бригаде в последний раз.
— Калинин уже три раза оставался без материальной части и не выводился на доукомплектование. Третий месяц сидит за высоткой. Сходит в атаку, потеряет танки и возвращается в свою щель под танком, или в халабуду, как он выражается. А Скорняков? После первого же боя остался с шестью машинами и пополнялся только за счет ремонта. Если немцы полезут на нас — дело дрянь!..
— Ну вот, вы еще накаркаете, — грустно пошутил Василий Тимофеевич. — Если такое скажете Мехлису, вас разжалуют.
— А меня уже чуть не разжаловали однажды.
— За что же?
— За собственное мнение в технических вопросах.
— Да ну?.. Расскажите!..
— Помните, я как-то докладывал, что в Новороссийске остался танк из бригады Вахрушева. Об этом доложили наверх. Оттуда приказали отправить в Новороссийск ремонтную бригаду с новым двигателем, чтобы восстановить машину, так как моряки не сумели погрузить на корабль этот танк.
— А вы? — выжидающе сощурился Вольский.
— Стал доказывать, что это пустая затея. Зачем везти двигатель за море, если за несколько часов его можно поставить на любой танк, ожидающий ремонта в войсках.
— Резонно, — согласился Вольский. — Что же было дальше?
— Пообещали послать меня ротным командиром.
— Испугались небось?
— Не очень. Просто ответил, что я — инженер, ротой командовать не могу... А насчет мотора, который хотят везти в Новороссийск, остаюсь при своем мнении. Через несколько дней я погрузил злополучный танк на канонерку и доставил в Камыш-Бурун.
— Без подъемного крана?
— Да. Вытянули машину тягачом на пирс, а потом затолкали на палубу при помощи бревна.
— И избежали разжалования? — усмехнулся Вольский.
— Обошлось!
...Как-то в первой половине апреля, вернувшись из штаба фронта, Вольский удовлетворенно сообщил:
— Наверно, новый начинж все же убедил начальство форсировать оборонительные работы. Подписано распоряжение об оборудовании укрепрайона.
Новым начальником инженерных войск стал генерал-майор Хренов.
— Энергичный и настойчивый мужик, — охарактеризовал его Вольский. — И дело, видать, знает неплохо. Прибыл из Севастополя. Сейчас берется за оборудование укрепрайона на Ак-Монайоких позициях. Форсирует работы и по оборудованию Турецкого вала. Только станет ли ждать противник? Ну да будем рассчитывать на лучшее.
Вольский начал расхаживать по комнате, о чем-то думая.
* * *
В двадцатых числах апреля Крымский фронт перешел в оперативное подчинение Главкома северокавказского направления Маршала Советского Союза С. М. Буденного. В эти дни немцы усилили авиационную обработку наших позиций, и нам, честно говоря, стало почти невмоготу. С раннего утра и до поздней ночи Керченский полуостров буквально содрогался от взрывов авиационных бомб. Везде поднимались, как смерчи, черные столбы вздыбленной земли и дыма. Десятки фашистских самолетов непрерывно пикировали и бомбили чуть ли не каждый квадратный метр площади. Истребители обнаглели до того, что снижались и обстреливали из пулеметов любую, попадавшую в их поле зрения, цель.
Семисотка фактически стала теперь центром восстановительных работ: все сосредоточившиеся неподалеку танковые части свозили сюда поврежденные машины. Сюда же мы перебросили роту технического обеспечения из бригады Калинина, ремонтников бригады Синенко, организовали сборный пункт аварийных машин 51-й армии. Другой СПАМ был создан в районе Парпачь для 44-й армии.
Немецкие бомбардировщики и истребители до десятка раз в день налетали на Семисотку, бомбили ее, поливали пулеметным огнем. Только возьмутся ремонтники за работу, как уже звучит предупреждающая команда: «Воздух». Чертыхаясь и проклиная фашистов, слесари, сварщики, кузнецы, иногда даже не дожидаясь конца налета, снова бежали к своим машинам. На каждом ремонтируемом танке они установили пулеметы «по-зенитному» и, не прекращая работ, отбивались от истребителей. Старший политрук Морозов то хлопотал по хозяйству, то влезал внутрь танка и разряжал по фашистским самолетам диск за диском. Своим примером он вдохновлял окружающих.
— Вот это комиссар! — уважительно говорили бойцы.
Работали не только здоровые, а и раненые. Самым страшным считалось ранение рук — тут уж, хочешь не хочешь, приходилось уходить в медсанбат...