Танки возвращаются в бой

Доставка запасных частей по воздуху совершенно прекратилась. Основным и теперь единственным источником снабжения стали безвозвратные потери, представляющие собой железный лом. Рискуя жизнью, солдаты пробирались к сгоревшим и подбитым танкам, снимали там все пригодные детали и перетаскивали их в мастерские.

— Мы теперь сами и снабженцы, и мастера, и разведчики, — отшучивались они, возвращаясь из очередной вылазки.

И в этих шутках было много горькой, трудной правды.

Ремонтникам танковых бригад пищу обычно доставляли из частей в термосах. Сейчас из-за налетов начались перебои и с питанием.

Постепенно стали разъезжаться наши верные друзья и помощники. Недавно мы проводили специалистов Кировского завода, так много сделавших для нас. Правда, они оставили ценное наследство — «агрегатный цех» на полном ходу, о котором я уже рассказывал. Несколько наших мастеров, переняв опыт кировцев Полуротова и Луценко, стали под руководством командира взвода Головченко самостоятельно ремонтировать самые сложные агрегаты.

Еще усерднее трудились «штатские» мастера из Тбилиси — Кананов, Аветисов, Шабунин, Титаренко, Манукян и их товарищи. Однако они не могли оставаться у нас до конца войны! Все мастера прибыли к нам только на месяц, но работали уже третий срок. В последних числах апреля Манукян от имени всей группы попросил разрешения вернуться к месту службы.

— Товарищ начальник, отпускай на производство, все наши просят, — смущенно сказал он. — Здесь Т-26 совсем мало осталось. Значит, и мы не нужны. Свои справятся. А в Тбилиси будем капитальный ремонт делать. Для вас же!

Я доложил обо всем Василию Тимофеевичу и на следующий день сердечно распрощался с замечательным коллективом. Сотню танков вернули они в строй за это время. Некоторые машины по 2–3 раза проходили через их руки и снова возвращались в бой.

Командование высоко оценило самоотверженный пруд тбилисских ремонтников. Электрику М. О. Аветисову, слесарям-монтажникам Ф. М. Шабунину и С. С. Кананову, слесарю И. М. Титаренко и другим были вручены правительственные награды.

Место рабочих 13-й базы заняли выпускники Саратовского танкового училища — квалифицированные воентехники коммунисты Скрыль и Дыба, комсомольцы Игонин, Кафтайлов, Анферов, Горячкин. Да и кадровые солдаты и сержанты уже прошли отличную техническую и боевую выучку.

* * *

В первых числах мая наша разведка установила, что гитлеровцы, продолжая оборонительные работы на левом фланге фронта, пополняют свои части, подвозят горючее, боеприпасы. Что это означает, не составляло секрета. Уже 3 мая генерал Вольский, вернувшись с передовой, сказал:

— Противник срочно сосредоточивается в районе высоты шестьдесят шесть и три. Гитлеровцы режут свою же проволоку на северо-восточных скатах высоты — неподалеку от нашего переднего края. Надо ждать активных действий. На укрепрайон надежда плохая. Части еще в пути, вооружены слабо: почти нет станковых пулеметов, мало «сорокапяток», а семидесятишестимиллиметровых орудий — ноль. К тому же потребуется время, чтобы войска освоили свои участки.

О том, что противник готовится к наступлению, начальник разведотдела бригадный комиссар Копалкин предупредил командующего фронтом еще 5 мая. В своей докладной записке он перечислил скопившиеся вражеские части и указал рубежи их сосредоточения.

К сожалению, этот сигнал не вызвал немедленных и крайне необходимых контрмер. Докладная на имя комфронта путешествовала по штабным лабиринтам до 8 мая.

7 мая гитлеровцы совершили массовый авиационный налет на Ленинское, где размещался штаб фронта, одновременно нанося удар по штабам армий и дивизий. 8 мая противник прорвал нашу оборону и вышел в район совхоза Арма-Эли. Передний край советских войск, тылы и пути подвоза также оказались под непрерывным воздействием вражеской авиации.

Под удар попала и Семисотка.

Накануне я находился в частях 51-й армии и только поздним вечером с трудом добрался до Семисотки. А на рассвете в уши ударил мощный, все нарастающий гул артиллерийской канонады. Немецкие снаряды падали на наши минные поля и взрывали их. Волна за волной пикировали фашистские бомбардировщики и истребители.

К вечеру по пути через Семисотку ко мне заскочил из бригады Калинина политрук Фимин. Вид у него был усталый, подавленный. Залпом осушив кружку воды, он скороговоркой рассказал:

— Немцы высадили лодочный десант на восточных скатах Ас-Чалуле и затем прорвали оборону шестьдесят третьей горнострелковой дивизии. Триста шестая с Ак-Монайских позиций отходит. Фашистские танки прут и прут и уже прорываются через противотанковый ров.

— А куда спешите?

— Мне поручено связаться с бригадой Синенко, передать ему приказ. Надо же как-то ликвидировать прорыв!

— Почему идете пешком? Разве нет других способов связи? Когда вы так доберетесь до Синенко, на правый фланг!

Фимин ничего не ответил. Только безнадежно махнул рукой и побежал дальше.