— У двух танков сгорела электропроводка, а в запасе проводов нет. Как выпустить машины из ремонта? Аветисов собрал проводку с подбитых немецких танков и скомпоновал комплекты.
Аветисов, черноволосый, сухощавый, похожий на цыгана, переминался с ноги на ногу и мял в руках паклю. Я поблагодарил его за инициативу:
— Спасибо. Хороших дел стесняться не надо.
— Почему лучше Кананов про себя не скажет? — Аветисов указал глазами на друга. — Ведь это он нас научил броню сверлить, съемник для подшипника балансира сам сделал. Об этом бы и рассказал...
Я заметил, как смутился Кананов, и переменил тему:
— Ну, а как вы разместились здесь?
— Вот наша гостиница, — показал Карцев на щели, вырытые под танками. — До вчерашней ночи здесь жили. Холодновато и не очень мягко, однако терпимо. А теперь обнаружили целые хоромы, и разместились, как в санатории. Свету, правда, маловато, да ведь мы народ рабочий, кое-что придумаем. Аветисов обещал люстры повесить.
Окончательно смутившийся Аветисов даже отошел в сторону.
— Ни дворцов, ни хором поблизости не видно, — оглянулся я.
— Наш дворец скрыт под ракушечником. Гляньте, товарищ военинженер. — Карцев вытянул руку в направлении развалин, под которыми виднелся обложенный камнями узкий вход. — Немцы для нас постарались. Они оборудовали бетонированный подвал. Есть там две койки и полно соломы.
В общем, настроение у тбилисских рабочих было «в норме», и это порадовало меня. Можно было переходить к другим делам, и я приказал Карцеву передать бригаду в распоряжение 44-й армии, а самому перебираться в 49-ю рембазу и начинать осваивать ремонт «тридцатьчетверок», а потом и тяжелых танков.
— А здесь к каждому из ваших рабочих прикрепите одного-двух войсковых ремонтников, пусть поучатся.
Уехал я, как говорится, с легким сердцем, хотя отлично понимал, что трудности только начинаются. Ежедневно десятки «мелочей» вставали на нашм пути и мешали нормально работать. Вот хотя бы горячая пища и пресная вода. Где взять воду? На чем варить пищу? Дрова стали такой роскошью, о которой можно только мечтать. Топливо бывало в частях лишь тогда, когда фашистской авиации удавалось прорваться к Керчи и разбомбить одно-два здания. У свежих развалин сразу появлялся интендант и, словно паек по карточкам, распределял между соединениями остатки разрушенных или обгоревших деревянных строений.
В феврале частям разрешили использовать для варки пищи керосин или дизельное топливо: ими пропитывали камни из ракушечника. С помощью этого дорогого и не совсем удобного заменителя удавалось более или менее регулярно готовить горячую пищу.
Еще труднее было с водой: за ней приходилось путешествовать в тыл, за 10–15 километров. Недаром в одном из донесений политуправлению фронта военком инженерных войск батальонный комиссар Горбатенко писал, что снабжение водой «является крайне катастрофическим. Все озера с пресной водой войска выпили». В довершение всего начала подводить и погода. Сильные морозы и жестокие ветры превращали работу у танков на открытой местности в мучение. Рукавицы мешали, но без них каждое прикосновение к ледяному металлу срывало с пальцев кожу. Потом внезапно потеплело, полили дожди. Крымский суглинок, как губка впитывавший влагу, размок, дороги стали непроходимыми, и ремонтники, еще вчера страдавшие от холода, теперь насквозь промокали и увязали в грязи.
Представьте себе такую картину. Добрался ремонтник до подбитого танка. Обошел вокруг машины, а по его следам уже вспенилась желто-бурая жижа. Выпадет из рук деталь или гаечный ключ — пиши пропало.
А как подступиться к ходовой части танка, когда ее прочно облепили глыбы грязи?
И все же ремонтники успешно трудились и возвращали танки в строй. Каждый понимал, что он не просто работает, а воюет, готовит победу над фашизмом.
Однажды подошел я к бригаде сержанта Александра Исаева из 49-й рембазы. Вижу, все вооружились ломами и лопатами.
— Что, в землекопов пришлось превратиться? — спросил я бригадира.
Он отер рукавом пот со лба и ответил:
— Скоро, верно, и водолазами станем. Ничего не поделаешь! Когда морозило, руки коченели, но можно было хоть под танком или у танка работать. А вчера вечером так развезло, хоть ныряй. Чистили, чистили грязюку и выдохлись, решили дождаться утра. Утром опять мороз схватил. Теперь надо вырубать машину, иначе не добраться до ходовой части. Работенка!..
— А вы пока внутри работайте.
— Внутри все исправно. Подорвалась только ходовая часть.
Распутица не приостановила боевых действий войск. С трудом вырывая ноги из грязи, шли в атаку стрелки. Утопая в размокшем грунте, двигались и танки. Но, во-первых, двигались очень медленно и часто становились мишенью для фашистских артиллеристов. А во-вторых, начались всевозможные поломки из-за чрезмерной перегрузки узлов силовой передачи. Бригада подполковника Вахрушева на 30-километровом марше от порта Камыш-Бурун до деревни Астабань потеряла, к примеру, три тяжелых танка и одну «тридцатьчетверку» только из-за технических неисправностей. Тяжелый танковый батальон майора Арканова оставил на маршрутах следования четыре машины...