Танкисты. Новые интервью

В октябре 1944-го после переформировки мы начали наступление западнее Шауляя. Ворвались в проволочное заграждение и проделали проход в минном поле для линейных танков. В этом бою использовали тралы. Они были очень эффективны против мин противника. Пятитонный трал ПТ-3 представлял раму, к которой, в свою очередь, шарнирно, через траверсу, крепилась ось. На ось были надеты две группы стальных катков. Каждая группа состояла из пяти катков, на конце которого были так называемые «шпоры», которые давили на мину. Группы катков на оси были распределены так, что они оказывались на одной прямой с гусеницами танка. Действие трала заключалось в том, что двигающийся танк толкал перед собой раму с катками. Наезд катков на мину приводил к срабатыванию нажимного взрывателя и взрыву мины без ущерба для танка, который после взрыва мог продолжать движение. В результате на минном поле взрывались противотанковые и противопехотные мины, сами же взрывы для катка были не страшны.

В этом бою мне довелось поджечь танк противника. После того как мы прорвали оборону противника и прошли вперед за местечко Упина, с фланга мой танк атаковали два орудия. Я их подбил из орудия и стал поливать отступающую пехоту противника из пулемета. Конечно, стрелял и радист, но знаете, тот пулемет, который был у него, использовался скорее для устрашения, ведь там было очень маленькое наблюдательное отверстие, в которое радист ничего не мог увидеть. Так что стрелял больше для наведения паники. Затем я увидел блиндаж и его так же подбил осколочным. И вдруг смотрю, сбоку какой-то лесок небольшой, скорее даже рощица, и в ней сидит танк. Смотрю, он пушку в мою сторону поворачивает. Я выстрелил и первым же снарядом попал ему в гусеницу. Разбил ее. Башнер зарядил второй снаряд, и мы подбили немца. К тому времени выстрелили меньше половины боеукладки. Этот факт стал в дальнейшем для нас роковым.

Мы двинулись вперед по голой местности, потом развернулись и наткнулись на немецкую засаду. Вражеские танки засели на возвышенности, поросшей лесом. Первым же выстрелом болванкой попало прямо в прибор наблюдения МК-4: Грише Бабичу оторвало голову; второй снаряд, бронебойный, попал в борт, прошел дальше в моторное отделение, пробил перегородку и разворотил воздухораспределитель для запуска танка. Меня в башне контузило. Спасло то, что выскочившие из танка механик-водитель и стрелок-радист вернулись за мной и оттащили метров на тридцать. Когда очухался, наш Т-34 уже начал гореть, еле успели вынести тело Бабича. Затем раздался мощнейший взрыв – это сдетонировали снаряды, и башню взрывом отбросило метров на восемь от танка. Если бы я остался в танке, то неминуемо погиб бы.

Остальные наши танки попятились назад, чтобы не подставляться, и открыли огонь. В это время на «Студебекерах» подлетели артиллеристы, у них были 100-мм полевые пушки БС-3. Прямо напротив возвышенности выкатили орудия, грузовики отъехали, и они так открыли огонь по врагу, что немецкие танки быстро отступили. За эти бои меня наградили орденом Красная Звезда.

Получив новую машину, в боях на Либавском направлении мы продолжали наступать, расстреливали вражеские пушки и пулеметы. В одном бою я встал за дом, в это время подбегает ко мне подполковник и просит: «Танкист, выручай, наша пехота залегла и не может продвинуться». А там местность была неровная: то поднимается, то опускается. За холмом располагался дом, от которого с нашей стороны было виден только чердак, остальная часть закрыта. И с этого чердака бил немецкий пулемет. Ну, я запустил туда снаряд, прицелился и решил второй кинуть – выстрела нет, что такое, затвор не открывается. Оказывается, сломалась пружина, и он заклинил. Но я снаряд все-таки выпустил туда, чем подавил огонь, а потом, по всей видимости, немцы второй пулемет занесли, и он снова стал бить. Тогда я выпустил по нему из пулемета два диска. Наша пехота пошла в атаку, взяла этот дом. Дальше в наступлении уничтожил закопанное противотанковое орудие. Просто-напросто на него наехали и протаранили. За эти бои мне вручили второй орден Красной Звезды.