В дальнейшем блокировали курляндскую группировку противника. Наш полк, как относившийся к резерву Верховного главнокомандования, постоянно перебрасывали с участка на участок для того, чтобы делать проходы в минных полях. Из-под Либавы перебросили в Восточную Пруссию, где мы участвовали во взятии города Тильзит. Там у нас так получилось, что мы вышли на рубеж развертывания и сразу пошли в атаку без трала. И когда вышли к городу, немцы были там хорошо укреплены, но нас поддерживали самоходки СУ-152: они как начали садить по вражеским огневым точкам, что ужас, да еще мы поддерживали их огнем. Хорошо, осколочными снарядами стреляли. Вступили на окраину города, дальше не стали продвигаться, сильный огонь был, особенно активно стали действовать немецкие фаустники. У нас сначала один танк загорелся, затем второй, третий. Я вижу, что дела нет, и приказал механику-водителю остановиться. Решил заехать во двор, под деревья. Слева от меня сарай стоял, прикрывал, а дальше была открытая местность. Внезапно из-за сарая выехал немецкий тяжелый танк и встал бортом ко мне. Я говорю башнеру: «Заряжай и наводи пушку». По ТПУ командую – вправо, вправо, он пушку навел, спрашиваю дальше: «Видишь борт, по нему и бей».
А немец стоит и стреляет. Башнер выстрелил, и тут мы дали маху. Надо было бить бронебойным, а мы взяли и зарядили подкалиберный. Он дырку небольшую сделал, и все. Но внутри танк не загорелся. Но, видимо, кого-то ранили, потому что смотрю, вражеский танк начинает разворачиваться, и приказал заряжать бронебойным снарядом. И только им саданули – смотрим, немцы выскакивают из танка. Здесь наша пехота подошла, я открыл люк и сказал пехотинцу: «Вот, правее в 200 метрах немецкий танк». Этот командир пехоты что-то крикнул своим, и я видел, что из танка выскакивали немцы, в которых стреляли бойцы. Дальше мы понесли большие потери в конце января 1945-го, на подступах к городу Мемель. Немец заложил на нашем пути фугасы: они под днищем взрывались, танки горели, и даже тралы взлетали в воздух.
После переформировки наш полк участвовал в штурме курляндской группировки противника. Здесь мы воевали вплоть до 9 мая 1945-го. В День Победы большая часть немцев выбросила белый флаг. В этот день мы стояли в лесу. На ночь я был назначен дежурным по полку. После полуночи проверил караул, зашел в землянку и лег поспать. Вдруг слышу – повсюду раздаются автоматные очереди. Думаю, наверное, бродившая по лесам группка разбитых немцев напала на штаб. Выскочил из землянки, смотрю, наши солдаты и танкисты стоят с оружием в руках и палят в воздух. Оказалось, что война закончилась, и кто из пистолета, кто из автомата стреляет. Я тоже выхватил пистолет и выстрелил всю обойму. Мы тогда с патронами вообще не считались. Казалось бы, война закончена, но нас подняли по тревоге и двинули к Лиепаи. Я видел, как немцы капитулировали и выходили большими колоннами из окопов. Нас как бы в качестве их охраны поставили. Но в лесах поблизости еще сидели немцы, которые отказались сдаться. Тогда мы окружили эти леса 10 мая 1945-го и так их перемолотили, что ужас. Стрелял наш танковый полк, подошла еще 32-я танковая Знаменская ордена Ленина, Краснознаменная, ордена Суворова бригада. С этой бригадой мы сталкивались несколько раз в Прибалтике, она нам помогала. Леса были небольшие, но густые, мы их изрешетили осколочными снарядами. Били и били, ведь война закончилась, снаряды хранить незачем. На следующий день недобитые остатки вражеских частей сдались, и война для меня закончилась.
– Как вы оцениваете сколоченность танкового экипажа?