Танковое жало

– Шубин, Шубин, очнитесь. Срочно! Штаб требует сведения по результатам разведывательной операции. – Над ним склонился майор Джахеев. Где-то в стороне вскрикнул Баро.

Разведчик вскинулся, стряхнул остатки сна:

– Где мальчик, что с ним? Почему он кричит?

Майор нахмурился:

– У него перелом, переложили на носилки, я приказал доставить его в госпиталь. Почему он вообще оказался с вами на секретной операции?

– Я все объясню, товарищ майор, – пообещал офицер. – Сначала задание. Можно мне карандаш и бумагу, за полчаса зафиксирую все полученные сведения. Можно будет отправить шифровкой в штаб.

Командир сразу же дал ему блокнот и химический карандаш, достав их из своего планшета:

– Вот, держите!

Глеб пристроился прямо на большом пне, что торчал неподалеку от здания, где расположился узел связи. Он не замечал ничего: ни любопытных взглядов шифровальщиц и связистов, что рассматривали грязного, измученного разведчика, который только что вернулся с задания; ни нетерпеливых кругов Джахеева, который отмерял шагами пятачок между домами; ни серой стылости зимнего утра.

Как и обещал разведчик, через полчаса он отдал густо исписанные листы.

– Готово, товарищ майор. Сведения можно шифровать и пересылать в штаб.

Джахеев кивнул, перехватил ценные записи:

– Ничего не забыли?

– Никак нет, товарищ майор. – Капитан Шубин был даже немного задет таким замечанием, он отличался фотографической памятью и даже после тяжелого перехода все картинки, которые он видел во время вылазки, отпечатались перед глазами во всех мелких деталях.

– Ждите, я скоро. – Джахеев заторопился в узел связи.

Разведчик переспросил:

– Товарищ командир, могу я пока навестить Баро, цыганенка, в госпитале. Переживаю, как он там, его серьезно избили.

– Полчаса, потом жду обратно. Вы мне так и не ответили, почему он был с вами на боевом задании. – Голос Джахеева был строг как никогда.

Только разведчик уже не обращал на это никакого внимания, он торопился к своему маленькому другу в госпиталь. Там, в смотровой комнатке, хирург уже колдовал над маленьким тельцем. А Баро лежал с закрытыми глазами, только страшная бледность и закушенная губа выдавали его сильную боль. Хирург качал головой и вздыхал, ощупывая пациента. Мальчик вдруг почувствовал присутствие разведчика рядом и, не открывая глаз, сказал:

– Товарищ командир, Шубин, Шубин, ты здесь?

– Да, Баро. Я зашел узнать, как у тебя дела.

Хирург покачал головой, лицо его было серым и недовольным, как смятая застиранная шапочка на голове. Но он все же пробурчал обнадеживающие слова:

– До свадьбы заживет. Сейчас будем накладывать шины и гипсовать, пара месяцев – и будет бегать как новенький. Придется потерпеть, анестезии у нас давно нет, а спирт тебе нельзя. Сейчас принесу все что нужно и начнем.

Капитан подошел поближе к мальчику:

– Спасибо, Баро. Ты спас мне жизнь, и не раз. Ты настоящий герой. Но обещай мне, что больше не сбежишь. Тебя отправят в тыл, где ты пойдешь в школу и будешь таким же, как обычные ребята. Обещай мне, что будешь счастливым обычным ребенком. И что научишься писать и читать, мы сможем тогда писать друг другу письма.

– Обещаю. – Белые губы дрожали от страшной боли, которая терзала ребенка много часов.

Рядом хирург загремел инструментами, уложил ворох бинтов. Кивнул офицеру:

– Санинструктор спит, она трое суток ассистировала мне на операциях, пускай отдохнет. Будете помогать. Снимите одежду, оботрите от грязи, пока я готовлю гипс.

Шубин послушно принялся за дело, стянул штаны с тощих ног, а потом неуверенно дотронулся до рукава куртки:

– Придется разрезать одежду, чтобы тебе не было больно, когда начну вытаскивать сломанную руку.

– Не надо, потом куртки не достать. – Цыганенок беспокойно зашевелился на самодельном операционном столе из оструганных досок. – Тяни потихоньку, товарищ командир, я вытерплю. Можно только петь буду? Так легче.

– Пой, – вдруг поддержал его хирург. – Как раз утро, вставать пора раненым на процедуры и перевязки. Вот с утра настроение всем и поднимешь. Веселая песня?

– Да! Про мальчишку в красной рубашке, который загулял после базарного дня, – просипел сквозь боль Баро и затянул звонко во весь голос:

Ой, традынэ, ромалэ,
Традынэ барэ форостыр,
Ой, тэрдён, ромалэ, ой,
О дрэво сы баро.

Он пел почти час, пока хирург колдовал над его телом, а разведчик ассистировал ему. Наконец со звоном металлический штырь был отброшен в посудину.

– Готово! – Перед ними лежал весь перебинтованный мальчик, разбитую голову тоже пришлось укрыть бинтом.

И тут же за спинами раздались аплодисменты: в дверях процедурной столпились пациенты военного госпиталя; они уже давно пришли на звуки веселых песен и наконец смогли выразить свое восхищение маленькому артисту. Когда хлопки стихли, врач приказал:

– Уносите в палату, там есть свободные койки. Три недели пробудет в госпитале, а потом отправим лечиться в тыл. Мне жена писала, сейчас в Ташкент детей эвакуируют, как раз там фрукты, витамины, солнце его быстро поднимут на ноги.