Танковое жало

Он понимал, что в воде не сможет помочь мальчику, приостановиться, перехватить его покрепче. Единственное, что Шубин взял для облегчения переправы, это большая коряга, валявшаяся на берегу. Деревяшка будет служить плотиком, за который можно держаться, чтобы не уйти под воду из-за намокшей, ставшей тяжелой одежды и живого груза. Разведчик толкнул корягу в воду, стащил сапоги и сунул их за пазуху, чтобы не мешали плыть. А потом сделал решительный шаг в воду. Ступни и щиколотки будто попали в ледяной огонь, икры тут же свело судорогой. Останавливаться было нельзя, всего три часа осталось до рассвета. Три часа, чтобы скрыться в лесу от переполошившихся фашистов, что обыскивают окрестности. Глеб набрал полную грудь воздуха и бросился в воду, уцепился за корягу одной рукой, а второй погреб как можно быстрее. Баро на его груди застонал от кошмарного холода, который миллионами иголок впился в тело. Шубину хотелось приободрить мальчика, сказать что-нибудь ласковое, но он и сам едва сдерживал крик от мучительного холода зимней реки. Тело пылало огнем, грудь сдавливало при каждом вздохе, руки и ноги сводило судорогой. От страшной боли противоположный берег перед глазами застилало черной пеленой. После каждого взмаха рукой сил становилось все меньше, одежда камнем тащила вниз, под толщу черной ледяной воды. Капитан то и дело менял руку, потому что почти не чувствовал оледеневшие конечности. Ему казалось, что они плывут целую вечность. Даже когда берег был в нескольких метрах и он уже мог идти по дну, преодолевая несильное течение воды, эти несколько метров никак не кончались. Все вокруг будто замедлилось, время и движение, и чудилось, что эта безумная мука не закончится никогда. Оттого, оказавшись на суше, Глеб без сил опустился на землю. Его тело трясло, скручивало от боли, а руки и ноги совсем перестали слушаться. На несколько секунд он будто провалился в черную бездонную яму, откуда его вырвал тонкий голос Баро:

– Нет, нельзя лежать. Надо идти. Вставай.

Горячее дыхание мальчика согрело щеку, и капитан вернулся назад из черной бездны. Он почувствовал, что лежит, распластавшись на берегу. Мокрая одежда, как ледяной кокон, облепила его тело, окоченевшее после тяжелой переправы, а на груди шевелился теплый живой комок – Баро. Разведчик отстегнул ремень и освободил мальчика. Приказал осипшим голосом:

– Шевели руками и ногами, двигайся, надо согреться.

Сам же стащил одежду с себя и мальчика, выжал ее как следует, чтобы не осталось и капли стылой влажности. Потом надел все обратно, подхватил мальчишку и кинулся бежать со всех ног, чтобы согреться и прийти в себя. А Баро вдруг приник к его уху:

– С песней все делать веселее. – И тихонечко запел:

Нанэ цоха, нанэ гад,
Мэ кинэл мангэ ё дад!
Сыр выджява палором,
Мэ кинэл мангэ ё ром!
Тай-да-да-ра-ра, та-ра-ра-ра-ра,
Та-ра-ра-ра, та-ра-ра-ра-рай,
Та-ра-рай-ра, та-ра-ра-ра-рай,
На-ра да-ра-дай-да.

От напева бежать и вправду было легче. Шубин сам не понял, как ноги его начали двигаться в такт припеву, все быстрее и быстрее. Он даже хохотнул, несмотря на холод и усталость:

– Ты не только лошадьми умеешь управлять, а волшебные слова и для людей знаешь.

Слабая улыбка мелькнула на детском лице, Баро крепче сжал кольцо рук на шее своего спасителя и дальше продолжил напевать свои песни.

Они успели добраться до лесного массива до рассвета, пройти уже знакомой тропой на советскую территорию. Через полкилометра из кустов неожиданно навстречу Шубину бросился боец:

– Стоять, руки вверх.

– Не могу, – прохрипел в ответ разведчик. – У меня ребенок на руках, раненый. Я капитан фронтовой разведки Шубин. Возвращаюсь с задания.

Пехотинец с облегчением опустил трехлинейку:

– Ну наконец, товарищ капитан. Так и думал, что это вы. Форма немецкая, в грязи вся, мокрая, и ребенок на руках. На фашиста не похоже такое. А нас майор Джахеев сюда поставил, караулить, когда вы обратно с немецкой территории вернетесь. Там и грузовик ждет в кустах.

– Хорошо, – с облегчением выдохнул Глеб. Он попытался отцепить Баро от себя и передать его солдату. Но мальчик открыл черные глаза, на густых ресницах висели слезы.

– Нет, не бросай меня, не бросай! Ты слово офицера дал. – И снова провалился в полуобморок.

– Ладно, хорошо, хорошо. Не бойся, все, мы у своих. Мы вернулись, все позади.

Шубин говорил и говорил слова утешения. Самому себе и Баро, чтобы осознать наконец, что они вырвались из ловушки, ушли от смертельной опасности. С помощью бойцов он взобрался в кузов грузовика, лег на дощатом дне, прижимая к себе невесомое тельце мальчика. Сверху их накрыли плащ-палаткой и несколькими ватниками. Наконец стало тепло, тело перестало содрогаться от лихорадки и боли. Стало спокойно – они выбрались, они в безопасности. Капитан Шубин с головой укрылся накидкой, закрыл глаза и провалился в сон.

Глава 6

Очнулся Глеб от крепкой руки, что трясла его за плечо: