– Я доложил в штабе о нашей находке. Отведи этих, – он ткнул рукоятью плетки в пленников на телеге, – на соседнюю улицу, там подразделение абвера. Пускай они разбираются с ними. Потом возвращайся в казарму. Из-за этого цыганенка нас отправили прочесывать все дороги из Шепетовки, будь он неладен. Скоро стемнеет, лошади устали, а мы будем мотаться в темноте. Если хоть один конь повредит ногу на этих ямах, то лично придушу этого сопляка! Выполняйте приказ, Шлессер!
– Есть, – вскинулся унтер-офицер и несколько раз грохнул плетью по телу на телеге. – Сейчас тебе устроят, чертово отродье!
Он со всей силы вытянул плетью по спине едва живой кобылы, отчего лошадь вздрогнула и суетливо принялась перебирать копытами.
– Эй, фельдфебель, побыстрее, давай пошевели свою скотину или сам встанешь в упряжь.
А у Шубина все внутри замерло от приступа отчаяния: он так ничего и не придумал, а полный крах совсем близко.
Да только деваться разведчику уже было некуда, лишь покорно выполнять приказы Шлессера и выискивать возможности для побега. У деревянного двухэтажного здания они оказались уже через десять минут, здесь их сопровождающий брезгливо сморщился и бросил фельдфебелю:
– Неужели сдох? – Он ударил плетью по крошечному телу на дне телеги, а потом снова с удивлением протянул: – Вот черт, кажется, и правда окочурился.
А Глеба разрывала ненависть и одновременно облегчение. Он видел, что черные ресницы Баро дрожат от боли, но мальчик сообразил, что лучше не подавать признаков жизни, чтобы его не трогали хотя бы какое-то время. При этом Глебу безумно хотелось врезать Шлессеру, отомстить за каждый удар, который фашист нанес мальчику. Но ему пришлось подчиниться: он осторожно подхватил легкое тело, поднялся по высоким ступеням крыльца, прошел по темному коридору под окрики унтер-офицера, поднялся по скрипучей лестнице, а потом оказался в небольшой душной комнате; здесь за письменным столом с кучей бумаг сидел офицер. При виде окровавленного маленького пленника он скривился:
– Зачем вы приперли его сюда! Вы все запачкаете в крови и грязи. Уберите его отсюда немедленно.
Шлессер и Кох замерли на пороге в растерянности. Человек со знаками различия гауптмана даже подскочил из-за стола, протиснулся мимо них и пинком раскрыл дверь в соседнюю комнатушку без окон, которая, видимо, служила раньше кладовой. Толчком в спину капитан абвера отправил Шубина внутрь, захлопнул за ним дверь. Загрохотал замок на двери, протестующе воскликнул Шлессер:
– Что вы делаете? Мальчишку надо немедленно допросить! Он же советский шпион, диверсант! Он похитил моего коня! Пускай скажет, куда дел его!
Гитлеровский разведчик с раздражением осадил его:
– Вы что, будете учить меня, как мне делать свою работу?! Кого я буду допрашивать: дохлого мальчишку, которого вы притащили ко мне в кабинет?! Бред! Какие лошади, какой мальчишка?! Черт побери, приперлись сюда и несете бред. Я задержал этих двоих, как и попросил ваш командир, а дальше сам разберусь, что с ними делать. Где документы этого фельдфебеля? Мне надо сделать по нему запрос в узел связи.
– Вот они, господин капитан. Разрешите тогда мне допросить этого дьяволенка?! Мне надо узнать, где Вагнер!
– Вагнер, великий немецкий композитор? Он давно умер! Что вы несете, убирайтесь отсюда!
Ворчание гауптмана и выкрики Шлессера затихли за дверью, в клетушке были слышны лишь отголоски их ругани. Капитан Шубин чуть стиснул мальчика:
– Баро, ты слышишь меня? Мы спасемся, сейчас я найду выход. Верь мне. Баро?!
Мальчик едва слышно простонал:
– Уходите, уходите отсюда один. Не надо меня тащить. Нога и рука очень болят, я… я буду вам мешать. Оставьте меня, я ничего не расскажу, пускай бьют, сколько захотят. Не скажу им ни слова.
Глеб ощупал тонкие конечности и сдержал стон, хрупкая кость в одном месте оказалась сломанной. Он уложил мальчика на пол:
– Я найду выход, я не брошу тебя, Баро. Верь мне.
И тут же принялся в темноте ощупывать стены, пытаясь найти люк или проход. На худой конец, что-то тяжелое, чтобы огреть капитана абвера и сбежать из здания. Около часа он ощупывал каждую доску, но натыкался лишь на ровные, прочные стены. От удара ничего не шелохнулось, дом был сделан добротно.
Заскрипели половицы в коридоре, под бранные выкрики застучали сапоги Шлессера.
– Я еще вернусь! Все равно вытрясу из этого сопляка, где мой Вагнер.
Ответом ему были ругательства, дверь распахнулась, и гауптман рявкнул:
– Тащи этого в камеру, облей его водой, чтобы пришел в себя. Я займусь им завтра. Невозможно работать, все суют свой нос в дела абвера! Время ужинать, а я торчу тут из-за этих подозрительных идиотов.
Рядовой подхватил Баро и поволок по коридору, а фельдфебелю Коху гауптман бросил:
– Останетесь здесь до утра. Как получу информацию по вам из вашего подразделения связи, так отпущу.