Я продолжала свой танец. Существует множество видов умиротворяющих танцев, исполняемых рабынями. Некоторые из них имеют тенденцию основываться на движениях скорее одобренных обычаями и традициями, такие как великолепный турианский «Танец раскаянья». Некоторые виды умиротворяющих танцев обычно преподаются девушке во время ее первичного обучения, как рабыни. Ведь никто не может предугадать, когда это может ей понадобиться. Хотя лично я, в доме моего первого обучения, из-за относительной продвинутости, для новообращенной рабыни, моих танцевальных навыков, получила довольно мало информации относительно этих танцев. Мне просто рассказали про них. Я знала, что вид умиротворяющего танца, преподававшего рабыне, обычно зависит от особенностей каждой конкретной девушки. Меня, например, не учили величественному турианскому «Танцу раскаянья». Видимо они решили, что строение моего тела скорее соответствовало более отчаянной и похотливой форме танца. Мне лишь показали несколько танцев на коленях, на спине и на животе. Однако большинство умиротворяющих танцев, не является чем-то застывшим, нет, скорее это произвольные танцы, в которых рабыня, грациозно, в соответствии с характером рабовладельца, причиной его неудовольствия, серьезностью ее проступка, и прочими нюансами ситуации импровизирует, прилагая все возможные усилия, чтобы унять его гнев и выпросить его прощения, заверить его в подлинности своего раскаяния и желания добиться большего успеха.
— А ведь здесь нет никакого мусора, который мог бы послужить тебе постелью, — заметил один из мужчин, — но зато теперь я точно знаю, что Ты, действительно, стоишь меньше того мусора.
— Да, Господин, — ответила я.
— И к тому же, теперь у меня нет плаща, чтобы, сложив его вдвое, смягчить жесткость камней под твоей спиной, — усмехнулся он.
— Его заменит горячий песок, Господин, — ответила я, — и цепи, в которые закованы мои руки и ноги.
— Это точно, — признал мужчина.
Я поняла, что мне можно был не бояться его, за исключением того смысла, в котором любая рабыня должна бояться своего владельца. Я продолжила танцевать перед теми, чьи глаза по-прежнему оставались непреклонно суровыми. Некоторые из них даже не входили в число тех мужчин, которых я заманила в ловушку, но они знали то, что я сделала. Возможно, кто-то из них был столь же невиновен, как и те, кто оказался здесь по моей вине. А кто-то мог быть убийцей или грабителем, по приговору претора или, в более отчаянных случаях, по приказу квестора, закованным в цепи для искупления своих преступлений, и которых мой владелец Ионик получил на законных основаниях, оплатив положенную мзду. Я танцевала для них всех, смиренно, жалобно, умоляюще. Я танцевала для них так, как я только могла танцевать. Сделать что-то большее я не могла. Или они останутся довольны мною, или нет. Моя судьба была в их руках.
— Она симпатична, — заметил один из них.
— Это точно, — согласился другой.
Надежда на лучшее воспарила во мне с новой силой. Не прекращая извиваться в танце, я переместилась к следующему, демонстрируя ему мою беспомощность и мольбы моего тела.
— Ну, танцуешь Ты действительно неплохо. А как насчет работы лежа, рабыня? — спросил мужчина, которому я посвящала свое танец в тот момент.
— Я надеюсь, что Господин будет мною доволен, — пообещала я. — Конечно, я приложу к этому все усилия.
Он усмехнулся.
— Да она выглядит именно так, как должна выглядеть распутная девка, место которой только на мехах, — рассмеялся мужчина по соседству.
Снизу послышалось лязганье цепи, последовавшей за ногой дернувшегося в мою сторону мужчины.
— Так нет здесь никаких мехов, — засмеялся в ответ первый мужчина.
Мое тело не касалась мехов с того прохладного вечера, пять ночей назад, когда старший надсмотрщик вызвал меня в свою палатку. Тогда я носила прямоугольный лоскут красного шелка, в который ему нравилось наряжать своих рабынь перед использованием. Такой, лоскут ткани просовывается под кожаный шнурок, повязанный на талии девушки, и свисает спереди. Его можно легко сдвинут в сторону или распахнуть. Мне показалось, что я хорошо его ублажила той ночью. К утру, достаточно утомившись, он приковал меня цепью за руку и ногу, к столбу, вбитому в землю в ногах его постели, так чтобы я не смогла до него дотянуться. Какое-то время я постанывала, пытаясь обратить его внимание к моим потребностям. И он обратил на меня внимание. Удар его ноги дал мне понять, что следует вести себя тихо, когда господин решил поспать.
— Она — превосходная танцовщица, — восхищенно прокомментировал другой мужчина, один их тех, кого я завела в ловушку в Аргентуме, и который все время порывался поймать меня в свои объятия.
— Эт верно, — поддержал тот, кто изо всех сил удерживал его цепь, не давая добраться до меня.
В этот момент я вдруг начала осознавать, какой иногда невероятной властью обладает рабыня, какими беспомощными могут оказаться перед нею мужчины, и то, что она могла бы сделать с ними.
— Ого, — страстно выдохнул один из мужчин, не сводя с меня горящего взгляда.
Специально для него я повторила этот движение.