— Как Вы думаете, меня часто будут направлять для удовольствия мужчин цепи? — поинтересовалась я у Тупиты.
— Нет, — покачала она головой. — Наш владелец, Ионик, уже получил свое развлечение. Подозреваю, что теперь тебя будут использовать скорее для того, чтобы подразнить их, чем чтобы ублажить. Охранник-то видел, как Ты двигалась, и понял, что Ты понравилась им. Об этом скоро узнают все в лагере. Так что, не удивляйся теперь тому, что охранники захотят пользоваться тобой куда чаще, чем прежде. Лично меня бы даже не удивило то, что, скажем, вечер или два, Ты снова проведешь в шнурке и шелке в палатке старшего надсмотрщика.
Я бросила взгляд на вершину того холма, на котором была разбита палатка. До туда было приблизительно полпасанга. Надсмотрщик был вправе потребовать к себе любую из рабынь этого лагеря. Кроме того он мог направить любую кого бы он ни пожелал, и на столько, на сколько бы ни пожелал, любому из своих подчиненных или подопечных.
— Само собой, — добавила Тупита, — нас могут бросать в бригады, время от времени, в качестве награды или поощрения.
Я понимающе кивнула. Точно так же, как мужчины могли бросить нам в награду печенья или конфетки, ровно также, в свою очередь, и нами самими или нашим использованием, можно было наградить других.
— А есть еще какая-нибудь информация о животном, которое убило эдила? — поинтересовалась я.
— Нет, по крайней мере, при мне больше ничего не сказали, — ответила она.
— А про тех двух рабынь, которые исчезли?
— Нет, — покачала головой Тупита.
— А вдруг они сбежали, — предположила я, и сама вздрогнула от мысли о том, что могло их ждать в таком случае.
Меня приводила в ужас даже просто мысль о возможных наказаниях за подобное нарушение. Учитывая культуру местного общества, его менталитет и повсеместное, мягко говоря, неодобрительное отношение к побегам, а также обязательное клеймение и прочие факторы, возможность удачного побега гореанской рабыни практически сведена к нулю.
— В рабочих туниках, в кандалах, через ограду? — скептически спросила она.
Я промолчала, признавая ее правоту.
— Кроме того, рабочие рабыни вне ограды, когда поблизости нет рабочей цепи и без сопровождения охранника? Они мгновенно вызвали бы подозрение.
Я кивнула, не видя смысла спорить в этом направлении.
— Они бы уже через ан, лежали животах перед старшим надсмотрщиком в ярме для наказанья, — усмехнулась Тупита.
Понимающе кивнув, я спросила:
— В таком случае, кто мог украсть их?
— Понятия не имею, — пожала плечами моя собеседница.
— А что если, это было то животное?
— Честно говоря, я так не думаю, — ответила она, — но кто может знать наверняка?
— Дело идет к закату, — заметила я.
— Пожалуй, этой ночью, я буду даже рада оказаться за запертой решеткой в нашем загоне, — призналась женщина.
— Я тоже, — поддержала ее я, вздрогнув от липкого чувства страха.
— Пойдем уже, — сказала Тупита.
— Тупита? — окликнула я женщину.
— Что? — отозвалась она.
— Называйте меня по имени, — предложила я.
— А как тебя зовут?
— Тука, — сказала я.
Это было то имя, которое мне дал хозяин. Это была кличка данная мне, точно так же, как дают кличку собаке или другой рабыне.
— Тука, — повторила Тупита.
— А Ты любишь Мируса, — полюбопытствовала я.
— Я готова умолять его о том, чтобы он позволил мне целовать его плеть, — призналась она.
— А он тебя любит? — спросила я.
— Я не думаю, что для него имеет хоть какое-то значение, существую я или нет, — вздохнула она.
— Он — добрый и удивительный мужчина, — сказала я.
— Ты ему понравилась, — с горечью проговорила Тупита.
— В Брундизиуме я просто привлекла его внимание, — попыталась объяснить я, — новая девушка в таверне, еще не полностью приученная к ошейнику. Наверное, ему нравилось обучать таких как я и проверять в деле. Ему, как и многим другим мужчинам доставляло удовольствие использовать меня. И, честно говоря, мне он тоже доставлял большое удовольствие, и я надеюсь, что и получал он не меньшее.
Тупита пристально, ничего не говоря, смотрела на меня.
— И я думаю, что испытывал ко мне нежные чувства, — предположила я.
— Это точно, — кивнула она.
— Но я не думаю, что в действительности была для него чем-то большим, чем любая другая рабыня, оказавшаяся у его ног. Уверена, что он никогда не думал обо мне как о возможной любимой рабыне.
Тупита по-прежнему не говорила ни слова, и ее молчание начало меня пугать.
— Я даже не гореанка, — добавила я. — Я, всего лишь шлюха, которую привезли сюда с Земли, чтобы надеть ошейник и заставить изо всех сил служить мужчинам.
— Значит, Ты действительно думаешь, что он добрый? — нарушила, наконец, молчание Тупита.
— Да, — кивнула я.
— И Ты думаешь, что он такой удивительный? — поинтересовалась она.
— Конечно, — заверила ее я.
— И Ты думаешь, что он все еще испытывает к тебе нежные чувства?