При тех мерах безопасности, что к нам применили, им нечего было опасаться, что мы можем сбежать. Кроме того, куда можно было бы бежать в таком мире? И даже если предположить, что найдется такое место, мы все были в ошейниках, на бедре у каждой было выжжено клеймо. Я даже не рассматривала возможность побега, мне это было неинтересно. Нам всем достаточно доходчиво объяснили, какие наказания ожидают нас за подобное нарушение. Одна мысль о том, что меня могут выпороть, перерезать сухожилия, или попросту отрезать ноги, а то и скормить слинам, напрочь отбивала желание даже думать о побеге. Здесь мужчины не собирались терпеть попытки побега своих животных. Никакой толерантности. Здесь, таким женщинам, как я, нечего было рассчитывать на возможность побега. Здесь это было просто невозможно с практической точки зрения. Лучшее на что мы могли бы рассчитывать, это рискнув своим здоровьем и даже самой жизнью, сбежав из цепей одного владельца, оказаться в цепях другого, причем не факт, что лучшего. Более того, в этом случае, нам было бы обеспечено положение «пойманной рабыни», которое почти наверняка было бы сопряжено с гораздо более суровым обращением и содержанием, в конечном итоге, могущем для нас закончится тем, что поймавший нас мужчина, просто ради развлечения, возвратит нас нашему первоначальному владельцу.
От внезапно пришедшей мне в голову мысли, я приподнялась в полусидячее положение. Потом снова легла на пол, на этот раз на спину, подтянув свои дрожащие запястья, разместив их в ложбинке под поясницей, и согнув ноги в коленях.
Как у любой другой собственности у нас была цена! Внезапно я поняла нечто, здорово напугавшее меня. Я рассмотрела себя с точки зрения таких соображений, попытавшись разобраться именно в таких жестких мерах безопасности примененных к нам. Я уже поняла, что это нельзя было рассматривать просто, как содержание нас в данном пространстве согласно, скажем, традиционным правилам, или сведение к нулю вероятности побега или даже ради лишения нас надежды на это, как будто мы нуждались так уж нуждались в этом. Не было это похоже и на напоминание о том, что мы были рабынями, или на наказание нас. Конечно, причина могла быть в том, что мужчины просто сочли для себя приятным понаблюдать за нами, оказавшимися в таком беспомощном состоянии. Но теперь я рассматривала другую причину, ставшую для меня столь очевидной, стоило только задуматься о ней. Ведь мы были собственностью! Мы были ценностями, такими же как, деньги, собаки или лошади. В действительности, некоторые мужчины, мы могли бы даже рассматривать нас как сокровища. Нас, так же как и любое другое животное или товар, могли просто украсть! Мы могли стать объектом воровства! Таким образом, имело смысл, если ни по какой другой причине, иногда, в определенных ситуациях держать нас запертыми на замок. Для меня уже не было секретом, что здесь было довольно обычным делом запирать рабынь на ночь. В доме мы проводили ночи в запертых конурах и клетках. Также, я слышала, что для красивых рабынь было весьма обычно ночью быть прикованной цепью к рабскому кольцу в ногах постели их господина. Обычно рабынь приковывают там за левую лодыжку или за шею.