Я пораженно и напугано уставилась на него. Он только что заявил, что у меня красивое лицо и соблазнительная фигура. Чего еще могли бы хотеть его клиенты? Но тут до меня дошло, что он имел в виду, и мне пришлось очень постараться, чтобы проглотить тот комок, что внезапно застрял у меня в горле. Конечно, конечно, думала я. Такие вещи как смазливое личико и стройная фигурка, были только началом, причем, совсем незначительным началом, а, возможно, даже совсем не необходимым началом того, что мужчины будут ожидать от меня.
— Я надеюсь, что мужчины будут довольны мною, — пробормотала я, внезапно севшим голосом.
— У меня большие планы на тебя, — предупредил меня Хендоу, и не дожидаясь моего ответа, продолжил. — Я думаю, что Ты будешь очень хороша.
— Я надеюсь, что мой владелец будет мной доволен, — пообещала я.
— Как и любой, кто находится на службе у твоего владельца, или является его клиентом, — усмехнулся он, — и к кому Ты явно или неявно будешь отправлена.
— Да, Господин, — ответила я, хотя не совсем поняла его последнюю фразу.
— Как и все мужчины вообще, — добавил мой хозяин.
— Да, Господин, конечно Господин, — поспешно поддакнула я.
Я рабыня. Теперь я существую только для удовольствия мужчин. Это было то, для чего я была предназначена.
— Иногда, с Земли привозят таких женщин, которые полагают, по крайней мере, вначале, в течение очень короткого промежутка времени, что смогут быть стойкими, в некотором смысле, и тайно или открыто противостоять мужчинам. Ты, случайно, не относишься к таким женщинам?
— Нет, Господин, — поспешила заверить его я.
— Ни в каком, самом незначительном случае? — уточнил Хендоу.
— Нет, Господин.
— Такое упорство обнаруживается очень легко, — предупредил меня мужчина. — Твое тело сообщит об этом, тонкими намеками, не поддающимися контролю и, безошибочно определяемыми опытным взглядом.
— Да, Господин, — прошептала я, опустив голову и глядя в пол.
— Также существуют кое-какие снадобья, — добавил мой хозяин, — которые являются подходящими в таких вопросах.
— Да, Господин, — испуганно пробормотала я.
Про это я ничего не знала. Зато я знала другое. Мне были известны некоторые признаки, и их нам наглядно проиллюстрировали еще с том доме, где я проходила первичное обучение. Это и покраснения на коже и затвердевшие соски. Наблюдательного и опытного мужчину, такого как Ульрик, обмануть не получится. Он, кстати, как-то продемонстрировал нам это, взяв пять девушек и, предложив одной из них, причем, не зная какой именно, взять его кольцо и спрятать. Поочередно держа их за руки и глядя в глаза, мужчина почти сразу определил «виновную». А потом, просто держа ее за руку, и водя по комнате, указал место, где было спрятано кольцо. Вот так, всего лишь внимательно наблюдая за напряжение мускулов девушки, указывавших на ее внутреннее состояние и знание, мужчина смог определить все, что пожелал. Не трудно было догадаться о назначении этого урока. Если бы наше рабство не проходило сквозь нас, если можно так выразиться, если бы оно было неполным, то мы не смогли бы скрыть этого от своего господина. Таким образом, в действительности, наш выбор состоял в том, чтобы стать полными рабынями, целиком и полностью покорившимися своей судьбе или умереть. Я, да думаю и весь наш класс, что интересно, в тайне радовались осознанию этого. Чего уж скрывать от самих себя, если мы знали, что в душе все мы были рабынями, и как мы узнали во время нашего обучения, мы сами хотели ими быть. Так что, знание того, что мы были бы неспособны скрыть любую недостоверность нашего рабства от своего владельца, даже если бы мы страстно захотели это сделать, помогало нам освободиться внутренне. Это накладывало на нас желанную, здоровую, психологическую устойчивость. Это лишало нас последнего оправдания, которое наша гордость или тщеславие могли бы оставить про запас, чтобы не быть превосходными в нашей неволе. Безусловно, бывают случаи, когда хозяин может поощрить открытый вызов или даже бунт со стороны девушки. Только делает он это ради того, чтобы насладиться тем, как будет ломать ее сопротивление, вынуждать ее служить и делать это отлично, вопреки желанию женщины. Также, иногда, он может развлекаться, потворствуя «тайному» упорству девушки, хорошо зная о ее играх, о ее оставлении себе призрачной лазейки, предположительно, тщательно хранимой ею, о ее секретном сопротивлении, позволяя ей думать, что это может быть ему неизвестно, и даже не подозреваемо. Когда же ему это развлечение перестает доставлять удовольствие, он показывает рабыне к ее дикому ужасу, что все это время он читал ее столь же легко, как открытую книгу. После этого, ей остается только принять участь рабыни, стать рабыней по настоящему, полностью, или умереть.
— Смотри мне в глаза, — приказал Хендоу.
Я это сделала, хотя это было очень нелегко.
— Да, — кивнул мужчина, — Ты — рабыня.
— Да, Господин, — прошептала я.
— Даже притом, что Ты могла бы жалеть о своей неволе или даже время от времени беситься из-за этого, — усмехнулся он, — все же теперь Ты — рабыня в душе.