Еще издалека виднелась полоска желтоватой жаркой земли, подернутая туманом и кажущаяся из-за этого эфемерной, сотканной из золотых лучей солнца. На море был полный штиль, поэтому гребцы выбивались из сил.
Две миловидные, довольно богато и со вкусом одетые дамы, стоящие на палубе маленького торгового корабля у самого борта, с интересом смотрели вдаль и лучезарно улыбались, негромко переговариваясь.
— Что, неужто подъезжаем? — По-детски восторженно воскликнула Алина, — А то я уже начала было думать, что встречу старость на этом корабле. Причем старость не самую комфортную.
«Радости» морской болезнью она, к счастью, не испытала, но плаванье доставляло ей массу неудобств. Роксана же, напротив, безумно любила море и все что с ним связано.
— Нет, это только порт. Нам еще добираться до столицы, Шатвихала, около суток — и то если повезет.
— Спасибо, обрадовала, — поникла художница, — Дай угадаю, сейчас ты скажешь нечто вроде «Ну я же говорила…»
— Да, скажу, ибо я и впрямь предупреждала, так что не ной. — Ответила та. — Совесть моя чиста.
— Зато моя вскоре замарается убийством, если будешь читать мне нотации. — Кровожадно с шутливой ноткой пообещала Алина.
— Умираю от страха. — Танцовщица картинно закатила глаза, изображая глубокий обморок.
Портовый город оказался переполненным рабочими, рыбаками и моряками, но совершенно неуютным. Роксана не обращала ни на что внимание, ибо городок всегда казался ей скучным и его достопримечательности в ее понимании начинались и заканчивались на дешевой рыбе и икре. А вот Алина с интересом разглядывала с ног до головы «спрятанных» от посторонних глаз девушек с закрытыми лицами, мужчин в цветастой восточной одежде и наглухо закрытые кареты, в которых путешествовали женщины.
Когда товар был перегружен в большие тюки, нанята охрана, подруги-путешественницы двинулись дальше в путь.
Природа Ранхарда оказалась необычайно богатой: всюду на пути росли такие диковинные плоды и цветы, какие обе девушки видели только в садах у очень богатых людей. Обе отдыхали душой, когда любовались всем этим, когда с визгом плескались в чистых озерах, и многое из увиденного было запечатлено впоследствии на рисунках и набросках художницы, словно фотографии из похода.
Но наконец они достигли и конечной цели путешествия — столицы Ранхарда, Шатвихала. Роксана успела мало-мальски изучить этот большой, сутолочный город, но и она с любопытством оглядывалась по сторонам, отмечая множество различий между ранее виденными городами и тем, что перед глазами. Алине же и вовсе все это было в новинку: она то и дело растерянно вертела головой, как маленький ребенок, считающий ворон, бредя по узким улицам вслед за подругой. Ей все казалось, что она попала в огромный, празднично яркий муравейник, до того много самых разных на вид людей было по всюду. «Город ярмарок» — так за границей прозвали Шатвихал, потому что здесь находился самый большой и самый разнообразный в мире рынок. Чего там только не было. И все по приемлемой цене. Но в некоторых случаях разнообразие товара пугало, потому что этот рынок был еще и невольничьим. Дети, женщины, мужчины… Некоторые — связанные и грязные, некоторые — в основном, особенно красивые молодые девушки — чистые, ухоженные, в красивой одежде. Последние походили на манекены, выставленные на витрину: в лучшей одежде, с лучшей стороны, но пустые. Опустошенные.
Всюду разносились шумные крики торговцев и аукционеров, в этой толпе и гаме быстро ехать не удавалось при всем желании, поэтому происходящее путешественницы видели как в замедленной съемке.
На одной из аукционных площадок продавали девушку. Тоненькую, как тростинка, совсем юную, с кожей оливкового цвета и глазами миндалевидной формы. Будто в кадрах из кошмара, замершие в седлах подруги видели, как на нее одели пять покрывал, и постепенно, умело играя на публику, снимали их, расписывая каждую открывающуюся часть тела, как произведение искусства, пока не оставили совершенно обнаженной.
Ужас, оцепенение, жалость и смятение охватили двух белых, как мел, подруг, с такой силой, что если бы рядом случился взрыв — они и не шелохнулись бы. Хотелось что-то сказать кому-то, остановить все это, или убежать без оглядки, но язык прилип к небу, а руки с вожжами безвольно повисли вдоль тела, как плети.
Девушка казалась спокойной и горько ухмылялась, а глаза ее были мертвые. Мертвые, как бездны, и оттого страшные на юном лице.
Вскоре ее продали, и громкий металлический звон, подтверждающий это, немного привел подруг в чувство.
— Поехали отсюда, — умоляюще шепнула Алина, сглотнув ком в горле.
Та лишь слабо кивнула.
Впоследствии обе обходили эту часть рынка стороной.