Как и предсказывала, ближе к концу бала у меня страшно кружилась голова, и я чисто из мести оттоптала ноги всем своим партнерам. Они, конечно, мало виноваты в том, что тут такие свистопляски в моде вместо изящного вальса, но меня на тот момент это не волновало. Все внимание сосредоточилось на том, чтобы не упустить момент, и я не упустила. Буквально минут за пять до того, как должно было начаться представление, я сделала вид, будто мне резко стало плохо (бледность и головокружение немало помогли) и с вежливой улыбкой сбежала в будуар, а оттуда в маленькую, тесную и душную гриммерку. Там было так много народу, что мое появление, похоже, вообще не заметили, чему я только порадовалась. Расшнуровывать мудреный корсет и снимать увесистое платье оказалось нелегкой задачей, но я, ругая на чем свет стоит все эти путающиеся кружева и закорючки, с нею справилась. После пришел черед одевания — ало-золотой костюм уже ждал меня. Очень плотный, усыпанный сияющими камушками топ красиво приподнимал грудь, а красная, как кровь юбка в пол была расшита золотой нитью по подолу, что вобще-то немного безвкусно, но при поворотах создавало красивую игру света и оттенков. Темные с шоколадным отливом волосы я собрала и спрятала под иссиня-черный парик, достающий кончиками до талии, как можно ярче выделила глаза подводкой со стрелами и легкими тенями, а остальную часть лица спрятала под плотной паранджой. Руки украшали тонкие звенящие браслеты, а глаза сияли, как у кошки в темноте… Игриво потеребив выбившийся локон, я лукаво улыбнулась своему отражению и последовала за остальными выступающими.
Кого здесь только не было. Танцоры, акробаты, певцы, музыканты, актеры… вобщем, я мысленно порадовалась тому, что выделиться надо конкретно в своей сфере, а то не знаю, как бы я справлялась: среди собравшихся были очень талантливые, профессионалы. Мой номер был отнюдь не первым, но я не знала, радоваться или огорчаться, ведь ничего нет мучительнее томительного ожидания.
Отринув лишнее волнение, я глубоко вздохнула и, покачивая бедрами, вышла из тени в освещенный свечами зал… На лицах людей была скука и едва заметный интерес, однако же наступила тишина и все внимание собравшихся сосредоточилось на мне. Где-то рядом, отражаясь эхом от стен, зазвучала сладострастная знакомая мелодия, и мир поплыл, замерло дыхание…
Волна телом, поворот, змеями вьются руки, волосы… Я сама будто стала взволнованным морем, рассыпаясь тысячью искристых брызг высоко над землей… Все во мне танцует, все подвластно этой мелодии, постепенно перешедшей в другую — барабаны, чистый ритм. Бум, бум — движутся бедра, живот, руки, бум, бум — поворот, сабля в руках… холодное острое оружие словно стало продолжением меня самой, пластилином в моих ладонях, и танцевало вместе со мной, сияя серебряными бликами на лезвии, скользя в опасной близости от меня, от зрителей, замирая в самый последний момент. Я делилась с залом охватившей меня бурей, но она все равно рвала сердце в клочья, и удержать ее не было никаких сил, оставалось только дать вырваться на свободу, не чувствуя более ничего, кроме силы этой безудержности…
Я поняла, что все закончилось, лишь через несколько секунд после того, как замерла с последним аккордом, выгнувшись назад и обжигая публику горячим, сумасшедшим взглядом. Сердце стучало так бешено, что почти заглушило бурные, восторженные аплодисменты, сопровождаемые короткими благосклонными криками в разнобой.
До гримерки я буквально летела, как на крыльях.
Посидев немного среди привычной суеты, я выпила немного воды и, придя, наконец, в себя, принялась стирать "боевой раскрас" и наносить новый легкий макияж, наподобие того, что мне делали утром. Вроде получилось. С платьем мне немного помогли, и в целом я выглядела немного потрепанной, но и ладно. Для пущей убедительности нанесла еще слой пудры, от чего стала походить на чахоточную, и с напускной уверенностью отправилась обратно, тщетно убеждая себя, что все получилось как нельзя лучше. Эх, жаль, что я не могу видеть себя со стороны.
Вернувшись в зал, я смогла заставить себя только на два танца, а потом, плюнув на все, устала присела на уже облюбованный угловой диванчик. Ожидаемо, графиня не заставила себя ждать.
— Что это было? — Сев рядом, зло, но тихо прошипела она, прожигая меня взглядом, — Ты вздумала нас опозорить, девчонка? Мы нанимали тебе хороших учителей-музыкантов. И где это ты была минут десять?
— Играю как умею. Отошла, потому что переволновалась и почувствовала себя неважно, — флегматично пожала плечами я.
Графиня нелепо приоткрыла рот, явно не зная, что сказать, а глаза ее так гневно заблестели, что любой дрожал бы в страхе, но я чувствовала себя выжатой, поэтому мне было как-то все равно.
Графиня же шипела как можно тише, от чего казалось, будто она захлебывается собственным ядом:
— Да как ты смеешь так с матерью разговаривать? Я…
— Позвольте пригласить вас, — приятный, бархатистый мужской голос прервал упражнения графини в парселтанге.