Танцовщица и султан

Нарушив установленный "рисунок", не следуя кем-то придуманному танцу, я всецело отдавалась музыке, чувству, ритму — и снова пришло то пьянящее ощущение невесомости, легкости, уверенности и вседозволенности — для меня нет и не может быть преград…

Осторожными, неслышными шагами пантеры, изгибаясь с грацией змеи, я подходила к нему, то приближаясь, то отстраняясь, кружась — далеко, но рядом.

Теперь он усмехался нарочито пренебрежительно, но я видела огонь в его глазах, чувствовала, как жадно следит он за каждым моим движением.

Азарт кипел во мне — эту игру я должна выиграть. На новом повороте вдруг неожиданно для себя же опустилась на секунду непозволительно близко и так же быстро отстранилась, вытянув из ножен его длинный кинжал… Кто-то позади слаженно охнул, девушки сбились и перестали танцевать, кто то из музыкантов — играть на инструментах, но я практически не заметила этого — у меня был только барабанный ритм и он. Теперь в его черных, как самая темная ночь глазах вспыхивали веселые золотые искорки, читался интерес и будоражащая жажда, сводящая с ума…

Ощущая небывалое упоение, я привычно "игралась" с оружием, сверкающим холодными серебряными бликами, кружилась, все набирая темп, потерявшись во времени, и вдруг — словно потеряв силы, словно на последнем вздохе — опустилась у его ног.

Тяжело дыша, с победной улыбкой поймала кольцо. Но, подняв голову и утонув где-то в темных глубинах его глаз, поняла, что я не охотник, а жертва.

И почему-то в данном случае меня это вполне устраивает.

* * *

За окном темнели сумерки, постепенно погружая сад в дремоту. Но ночь — это не смерть до утра, а новая жизнь — иная, не похожая на дневную, скрывающая тайны и открывающая чувства, новые стороны уже знакомого и многое неизведанное…

— Эта война… из-за чего она? — Тихо спросила я о том, что давно интересовало (но никто не мог дать внятного ответа), молоденькую тахри, тщательно расчесывающую мои волосы.

— Мы можем только предполагать, — покосившись на меня, ответила она, — Официальной причиной считают династический кризис. Наш повелитель ведь не прямой наследник предыдущего, а его племянник, тогда как элхидский король — внук. Не по мужской линии, но его это не останавливает. Султанша Гюльшах была отдана в жены тамошнему королю, отцу нынешнего, для скрепления мира, но не мог же султан знать, что все трое его сыновей умрут: один от чумы, другой на поле боя, а третий — от воспаления легких, процарствовав всего полгода. Больше близких родственников у султана не было, только султанзаде Каан — единственный сын брата повелителя.

— Наверняка было много восстаний… — представив себе все это, предположила я.

— Как ни странно, нет. К тому времени, как скончался последний сын султана, наш нынешний повелитель был уже достаточно взрослым, побывал во многих боях и правил небольшой провинцией на восточных границах, причем очень успешно — она стала одной из самых процветающих у нас. Народ и солдаты любили его, чем он и воспользовался, когда началась вся эта неразбериха. И вовремя, надо сказать. Восстания начались уже потом — кто-то пустил слух, что все произошедшее — результат заговора, и все сыновья предыдущего султана отравлены, а известные причины их смерти ложны. Бунты были вялыми и далеко от столицы, быстро подавлялись, но тем не менее, след остался, и порождаются все новые слухи… народ легковерен. А король, видимо, решил воспользоваться ситуацией, если не сам все подстроил. И вот… Но, как уже говорила, всего мы знать не можем. Надеюсь, повелитель вернется с победой. И почему ты об этом спрашиваешь сейчас?

— Я давно спрашивала, но отвечать никто не хотел или не мог. — Пожала плечами я, подавляя беспокойство, вызванное этим рассказом.

Когда мир за окном окончательно погрузился во тьму, я шла по освещенным факелами коридорам, видя дорогу смутно через темно-синюю вуаль. Осенью в замке, особенно вдалеке от камина и в этом легком платье цвета изумруда холодно, но жар, что разлился по телу, казалось, мог растопить все льды Северного полюса…

* * *

Красивая светловолосая наложница, едва дыша, шла по узкому полутемному коридору, освещаемому факелами. На ее губах, словно на восковой маске, дрожала неестественная улыбка, а в сапфировых очах сверкал страх и волнение. Дрожь неприятной волной то и дело пробегала по телу.

Вот, она и сопровождающая ее тахри остановились у массивных дверей, охраняемых стражей.

— Откройте, — тихо сказала сопровождающая.

По коже девушки вновь волной пробежалась дрожь. Вдох, выдох, шаг…

— Роксана, — молоденькая тахри, озорно сверкнув глазами, на секунду остановила девушку, — Тебе, наверное, уже все вокруг напели, что от этой ночи зависит вся твоя жизнь, детально объяснили, что как делать… смотрят волками… Ты их не слушай. Делай так, как хочешь, как велит тебе твое сердце. И тогда, я надеюсь, ты обретешь здесь настоящее счастье.

Кивнув, Роксана вполне искренне и благодарно улыбнулась. А затем, зажмурившись и снова глубоко вздохнув, вошла в покои.

* * *

Роксана