Я тогда в очередной раз рыдала у него не плече о том, как мне тяжело живется. Как изменилась моя жизнь.
Сначала коленка, потом губы и вот он уже пьет мои слезы вместе со мной.
Поцелуй долгий, не принес ничего кроме стыда и чувства вины. Но надо отдать должное Олегу, он не сдавался. Очень тонко и деликатно подводил меня к постели, а потом также долго и деликатно любил. Правда, все бестолку.
– Знаешь, – сказал он тогда, отдышавшись, после своего оргазма. – Не будь я взрослым и самоуверенным мужиком, ты бы меня лишили самого ценного.
Чувства собственного достоинства я не лишила его и на третий раз, он вполне себе подтверждал его с другими.
Мы подъезжаем к лофту. Пять этажей, мансарда и должно быть шикарный вид на город.
В коридоре консьерж.
Он без проблем нас пропускает и пока мы едем наверх в зеркальном лифте неспешно обсуждая выступление, и я невольно вспоминаю лифт в больнице.
Именно тогда я уже понимала, что Стас стал заразой, которую не вытравишь просто так. Тут даже облучение его безразличием не помогло.
Ничего не меняется.
Мы выходим из лифта, и нас уже встречает высокая темноволосая женщина с серьгами-кольцами и густым макияжем на лице. А вот наряд у нее шикарный: платье бордового цвета, слегка приспущенное в плечах, жемчужное колье и я… бедная замухрышка. На мне купленная когда-то Стасом блузка под цвет глаз и черная юбка стрейч почти до пола.
– О! Это сам Афанасьев Олег, – провозгласила она громко, привлекая внимания гостей за ее спиной, и его личное вдохновение! – Можно не так пафосно? – Добро пожаловать!
Её улыбка растянулась неестественно широко, а затем она обернулась к людям, среди которых она казалась неестественно яркой, громкой, пафосной.
Но и это все отошло на второй или даже десятый план, когда я расслышала ее фразу и поняла на кого она смотрит. Это разверзло подо мной землю, и вызвало желание прыгнуть туда, потому что преисподняя была теперь и здесь.
– Стас, милый! Подойди, познакомься.
Глава 3. Стас
Есть моменты, когда время замирает. Дыхание останавливается и чувствуешь, что впал в литургический сон. Умер на мгновение. На такое долгое-долгое мгновение.
Лица, праздничные наряды, звон бокалов. Смех. Все замерло, когда вошла в квартиру вместе с Афанасьевым она.
А после голоса Антонины я слышу треск стекла и не понимаю, откуда он. И не хочу понимать. Потому что не могу оторвать глаз от в миг раскрасневшегося лица, больших глаз, шелковистых волос и чужой руки, что так по хозяйски сжимает ее талию.
Какого, хуя ты здесь делаешь, Маша?
Спросить легко, ответить некому.
В ушах какой-то шум. Кровь толчками бьется в мозгу.
Моргаю и понимаю, возле меня лепечет Антонина, но я ее не слышу, она где-то далеко, а вот Маша близко. Далеко и близко.
И тут руку обжигает спирт.
– Ты, что творишь? – шиплю от боли и смотрю вниз. Тоня уже обматывает мне руку бинтом. Под ногами осколки.
Похоже я разбил стакан.
– Все нормально. Там просто царапина. Тебе не больно, – лепечет она. Заботливая. Она вообще мировая баба. Готовит хорошо, сама убирается, сама по кабакам меня вытаскивала, на путь истинный направляя. Предупреждала, что если напьюсь еще раз ее отец, главврач больницы меня выгонит. Она хорошая, и я ей благодарен, но в голове только Маша и Олег. И слухи, которые оправдались.
Они вместе.
Сама мысль, что это кабель трахает Машу вызывала желание либо разбить еще пару бокалов, либо разбить себе голову, либо вскрыть скальпелем Олега.
Моя грудь только что вскрылась окончательно. И не один шов ее не затянет. Сердце вывалиться и по нему еще раз можно будет потоптаться.
– Продолжаем праздник! – весело щебечет Антонина, и уже мне тихо говорит. – Может тебе пойти передохнуть, вон на брюках капли крови, переоденешься.
– Нет, – простой ответ, не передающий и грамма тех чувств и эмоций, что я сейчас испытываю.
Отчаяние, что не могу врезать Олегу. Желание схватить Машу и нагнуть в любом уединённом месте. Вина перед Антониной, что так и не смог ответить на ее чувства.
И машу не смог забыть.
И не думать о ней не могу.
И не смотреть не получается.
Знакомимся, но разве Олег не мог вставить свой комментарий
– А мы как бы уже все знакомы, правда Машенька? – целует он ее в щеку и мне кажется, что скрежет моих зубов перекрывает музыку.
Маша похожа на статую. Красивая, бледная, молчаливая.
Она только кивнула, плотно сжимая дрожащие губы.
Ну, давай же малыш, ты же актриса, покажи, как я тебе безразличен.
И она меня понимает. Возможно, мы настолько вросли в друг друга, что читаем мысли.
В миг маска неуверенности слетает с ее лица, и тут же меняется на яркую ослепляющую улыбку.
От неё мурашки по спине и сразу стрелой в пах. Член твердеет мгновенно. Так она улыбалась мне, когда садилась верхом и насаживалась на член.
Блять!
– Конечно. Станислав Алексеевич был моим врачом, он замечательный и профессиональный.
– Станислав Алексеевич, не злоупотреблял обязанностями? – спросил шутливо Олег, и я буквально представляю, как хрустит его шея в моей руке.
Хочется сказать, что он давно превысил свои педагогические обязанности, но я молчу, Вежливо кривлю губы.