Танцуя с тигром

Черный археолог оперся на одно колено и встал. Он сделал джигу, чтобы доказать, что еще не рассыпался. Штаны упали на бедра. Он подтянул их и заправил рубашку, приводя себя в порядок.

– После этого я собираюсь уехать в Колорадо, – объявил он. – Это конец игры. Отдам долги. Эй, брось мне апельсин. На этот раз я его съем.

Фрукт упал в его ладонь с характерным шлепком. Черный археолог снял кожуру, добираясь до ожидавшей его сладости.

Он купил билет на автобус второго класса. Посмертная маска была где-то в Оахаке, но на этом его знания заканчивались. У него не было багажа, только ранец, счастливая зубная щетка и теперь, к счастью, большая часть кожи.

Он выкурил косяк до того, как автобус отправился.

Рейес думал, что он мертв. Чтобы подтвердить его убеждение, стоило отправиться в эту поездку. Пока он оставался призраком, он был свободным. Но это при условии, что он не заявится на конспиративную квартиру, что Пико будет держать язык за зубами и что ему не доведется столкнуться с Рейесом. У наркобарона был дом в Оахаке. Летний дом. Курорт для убийцы.

Дождавшись, пока все усядутся, и удостоверившись, что рядом никого не будет, черный археолог растянулся на двух сиденьях, подложил под голову кофту и стал читать граффити на стенах проплывающих мимо домов. Граффити сообщали, что кандидаты на выборах были кретинами, проститутками и мошенниками.

Девушка, сидевшая через проход, кажется, была беременна. У нее были брекеты на зубах и красно-рыжие волосы. На коленях она держала корзинку. Две круглые вещи. Живот. Корзинка. Ее лицо нельзя было назвать симпатичным. Слишком много веснушек. Она улыбнулась ему, будто знала несколько фраз на английском и хотела попрактиковаться. Как дела? Меня зовут Глория. Я люблю город больше, чем деревню.

Черный археолог не мог придумать, как начать разговор, да и не был уверен, начинать ли. Сложно было хотеть девушку, которую трахнул кто-то до тебя, хотя черный археолог слыхал, что беременные девушки очень хотят этого, гормоны зашкаливают, все напряжено в ожидании одного последнего танца. Судя по ее внешнему виду, она зарабатывала на жизнь руками. Он хотел спросить ее: «Ты хорошо управляешься с веником?» Но не мог вспомнить, как на испанском будет «веник» или хотя бы «метла». Он также не знал, как на испанском будет «брекеты», еще одна очевидная тема. Он предложил ей пластинку жевательной резинки со словами: «Dónde vas?»[261] Это был глупый вопрос. У автобуса не было промежуточных остановок.

– В Оахаку, – ответила она и снова улыбнулась.

Едва он привык к ее веснушкам, как они начали казаться симпатичными, словно Всевышний провел достаточно много времени, рисуя их на ее лице.

– Ты живешь в Оахаке?

Девушка коротко кивнула.

– Оахака красивая? – Он пытался выиграть время, решая, что делать дальше.

– Sí. Очень красивая. – Девушка посмотрела вперед, как будто не хотела, чтобы другие пассажиры увидели, что она разговаривает с американцем без багажа и с плохой кожей.

– Мне нужно снять комнату. У тебя есть что-нибудь на примете?

Девушка посмотрела на спинку сиденья перед ней, голубое ничто из кожзаменителя. Может быть, он зашел слишком далеко. Очевидно, она уже обжигалась с мужчинами. Она не была взрослой. Возможно, завтра ей исполнится двадцать один.

– Моя тетя сдает в аренду лишнюю комнату в саду, – сказала она, смутившись.

– Сколько она просит за ночь?

– Тридцать песо.

Два бакса. Он мог себе это позволить. Ему было непонятно, как она сама относится к этой идее с комнатой.

– Тогда я пойду с тобой, когда мы приедем в Оахаку, и ты покажешь мне комнату.

Девушка кивнула и уставилась на корзинку. Черному археологу стало интересно, нравился ли он женщинам до сих пор? Раньше, еще до того, как он стал проводить много времени в пещерах, они находили его привлекательным. Он не заговаривал с девушкой всю оставшуюся часть пути, чтобы она не подумала, что он хочет залезть к ней в трусики.

Он повернул лицо к окну, надеясь загореть через стекло. Пустыня была пустым местом за то, что когда-то была полным. Он подумал о том, ехали ли пилигримы автобусом или это было жульничеством. Наверное, ему следовало помолиться. Долгие годы он не молился, может, с десяток лет, и потому не знал, с чего начинать, особенно в автобусе. Все-таки нужно помолиться Мари. Поблагодарить ее в уме. Женщины всегда спасали его. Богородица. Мари. Эта залетевшая девочка с корзинкой.

Мир мужчин только вел его все глубже в подземелье.