Если даже поджарый мужчина за стойкой ресепшн и был удивлен столь поздним визитом американки без багажа, он скрыл свое любопытство с помощью хороших манер и изумительного испанского. Он протянул ей гостевую книгу. Она заполнила ее, указав свое имя, адрес, электронную почту, затем остановилась на пункте «Контактное лицо для экстренных случаев», на минуту потеряв равновесие. Если бы такой человек существовал, то она бы не прибежала сюда. Под пытливым взглядом консьержа Анна неуверенно написала: Констанс Мэлоун. Он отдал ей огромный ключ на красной бархатной ленте. Третий этаж. Номер 303.
– Desayuno de cortesía comienza a las siete[310]
.Анна спросила, работает ли бар. Консьерж опустил голову, выражая огромное сожаление.
– Не в столь поздний час. Однако работает обслуживание номеров.
– Я хотела бы бутылку мескаля.
Консьерж моргнул.
– Могу ли я предложить вам вина на выбор? У нас хорошая винная карта.
– Полагаюсь на ваш вкус. – Она не была уверена, что произнесла все правильно, и добавила: – Это не важно. – Но «No importа» звучало грубо, поэтому она поспешила исправиться: – Я хотела сказать, что это имеет значение, но я уверена, что любое вино, которое вы принесете, мне понравится.
Подтвердив операцию по банковской карте, она повернулась и пошла к лифту, чувствуя неописуемую усталость.
Крошечный лифт отправился на третий этаж. Мозаика зеркал разделила лицо Анны на тысячи бриллиантов. Ее губы совсем утратили цвет.
На втором этаже лифт остановился. Двери открылись, и Анна увидела мужчину низкого роста, чье лицо было испещрено шрамами от угревой сыпи. Он был одет в черную шелковую пижаму и алый халат. На ногах были желтые носки и черные кожаные шлепанцы. На голове был намотан тюрбан, из-под которого с самодовольством, достойным Хью Хефнера[311]
, на нее смотрели маленькие похотливые глазки. В руках мужчина держал огромный бокал с мартини, в котором плавали две большие оливки.Анна показала пальцем вверх:
– Arriba[312]
.Мужчина показал вниз своей незажженной сигарой.
– Abajo[313]
.Он посмотрел на нее с таким вожделением, словно это она стояла перед ним в пижаме. Он поднял бокал, приглашая. Подмигнул. Двери лифта закрылись. И Анна подумала: «Господи Иисусе, похоже, это никогда не кончится».
Ее номер был одновременно и скромным, и грандиозным. Толстые белые молдинги, картины маслом, на которых были изображены доярки, французские двери, ведущие на балкон. На мраморной крышке комода стояла ваза со жгуче-яркими тигровыми лилиями. Рядом с ней стояло блюдце с конфетами и, что поразительно, – бутылка мескаля. Это был номер для молодоженов, оперных певцов, японских бизнесменов, которые выставляли пару своих туфель-брогов за двери, чтобы их отполировали. Анна бросила на стул вещи, плеснула себе алкоголя. Она хотела оказаться в месте, где не увидит ни мачете тигра, ни лицо Сальвадора, который говорил ей: «С тобой я не чувствую себя в безопасности». Она выпила, выдумывая умные опровержения. Во всех случаях она была права. Она произнесла их на английском, затем перевела на испанский. Она порепетировала перед маской, которая выглядела так же, как и лицо самой Анны: разбито.
На экране телефона появилось новое сообщение от Дэвида: Позвони мне. Не ты 1 страдаешь.
Анна набрала: No quiero verte ni en pintura[314]
.Обретя уверенность в себе, она вышла в коридор. Перила, спускаясь по спирали, вели к огромному восточному ковру. Она нагнулась и посмотрела вниз, представляя, как выглядело бы ее падение. Искусство падения. Зрелище. Она надела бы платье из мятно-зеленой тафты, которая раздулась бы и укрыла ее, словно кокон, в этот величественный момент. Мескаль подступил к горлу в тот момент, когда архангелы запели на латыни. Факт: два самых частых сна, которые видят люди, – это когда они убегают от преследования и прыгают с высоты. И она подумала: «Я живу во сне».
Она быстро опьянела, и ей хотелось быть еще более пьяной. Позади нее на дисплее транслировались изображения дорогих товаров, которые можно было приобрести в номере: серебряный чайный набор, фарфоровый херувим, шелковые шарфы. Когда она не смогла открыть мини-сейф ключом от номера, она подсветила себе телефоном и достала швейцарский нож. Она вскрыла замок ящика и, похвалив себя за гениальность, достала оттуда шарф, затем вытащила медный подсвечник с нефритовым ангелом. Она собирала искусство. Она была коллекционером.
Она оставила дверь открытой и поднялась наверх, напевая: «Тигр, Тигр, жгучий страх»[315]
.Какому кретину пришло в голову подписываться именем «Тигр»?