Она была, но ее не было. Он не знал еще, что женщина, за которой закрылась дверь, иногда возвращается. А женщина, которая ушла, оставшись – не возвращается никогда.
Он не помнил, когда и почему она «ушла». Он вообще мало что помнил о ней, кроме привычки знать, что она никуда не денется. Быть может, именно поэтому?
И она никуда не девалась по тем меркам, которыми измеряет иногда мужской, замыленный буднями и самим собой взгляд. Справедливости ради надо сказать, что изменять ей он начал не до того, как она ушла, а после, когда понял, что, даже сжимая ее в своих объятиях, он держит пустоту, а не женщину, которая любила его когда-то. Он прятался в измены довольно часто. Не в те измены, которые делают невозможным остаться, а в те, которыми добирают ощущения своей незаменимости – важного топлива для тщательно скрываемого внутри проигравшего мальчика.
Женщины, которые щедры на топливо незаменимости иногда приходящим к ним мужчинам, дарят его в надежде перекрыть свое саднящее одиночество. Они ждали его. Все без исключения. Самые наивные готовили обеды, подсовывали баночки с вареньем и большие ломти сырых домашних пирогов. Самые продвинутые пытались брать беседами о том, как он несчастен с
Он мог бы выбрать кого угодно, но оставался с той, которая ушла и которая его не держала. Невроз несвоевременности: именно в нем нам мучительно нужны те, мимо которых вчера мы проходили, как мимо тумбочки в коридоре. Помните, у Талькова: «несвоевременность – вечная драма, где есть он и она».
Я много думала о том, почему вокруг столько пораненных несвоевременностью. И помимо обыкновенных человеческих несовпадений обнаружила обыкновенную же человеческую иллюзию, будто любви не нужны слова.
Мы любим сказки, потому что в них все само. Сказки о любви тоже обещают нам, что все будет само. Но само по себе в любви только ее возникновение – хрупкий росточек, пробившийся наружу. Все остальное не само. Мы взращиваем ее, обихаживаем, снимаем урожай – и по новой. Слова, правдивые и своевременные, складывающиеся в монолог и диалог, – тот полив, без которого ничего не растет. Действия вторичны и тоже зависят от того, о чем мы поговорили.
В истории, о которой я пишу, нет злодея и потерпевшего, плохого и хорошего человека. Есть мужчина и женщина, которые проживали отношения друг с другом по отдельности в своей голове. Сами додумывали, сами выносили приговоры, сами назначали себя несчастными. Каждый ждал, когда его поймут, услышат, догадаются о его боли. Даже ругались не теми словами, которые транслировали бы боль, а теми, которые ее маскировали и стремились причинить ответную. Эта история закончилась внутри, хотя продолжается снаружи.
Да, все истории имеют свои оттенки, но те, где не говорят или говорят слишком поздно, очень похожи – плесенью несчастья, выросшей на заброшенном хлебе любви.
А вы пробовали приходить к любимым людям счастливыми?
Все чаще мне думается, что крушение несметного количества отношений упирается именно в это. В массовую уверенность, что другие люди делают нас счастливыми, а мы лишь должны заслужить это. И приходим к ним несчастными, вечно ждущими, непрошено жертвующими. А они или не знают совсем, что с нами такими делать, или зеркальны нам в своих несчастьях, жертвах и ожиданиях.
Что происходит потом? Ничего. Ничего, кроме стратегического накопления обид за неполучение ожидаемого. Ничего, кроме предъявления претензий. Ничего, кроме обесценивания. Ничего, кроме пафосных игр в громкие разочарования.
Годами глаза мозолят одноклеточные статусы «уходи от тех, кто тебя разочаровал, и будь с тем, кто молча делает тебя счастливым». Будто кто-то контракт подписал на
Увы. Любовь человеческие полуфабрикаты не принимает. Это взаимный обмен тем, чем каждый из нас наполнил себя самостоятельно. И счастливой любовь является для тех, кто именно счастьем и обменивается. Вернее, зрелой способностью быть сначала у себя и лишь только потом – у другого человека.
Это работает не только в любви, к слову. Но и в дружбе, в партнерстве, в родительской истории. И каждый из нас даже неосознанно тянется к тем, от кого исходит радость, уверенность, спокойное восприятие самых разных обстоятельств, а не вечная беспомощность, активное вызывание жалости к себе или хроническая обидчивость и капризы.
Любовь может не все.