Танцующая для дракона. Небо на двоих

Гроу почему-то промолчал. Он вообще гораздо больше молчал с той самой минуты, как мы оказались в Ферверне (правда, до этого ругался такими словами, что мой лексикон пополнился нецензурщиной примерно до самой крышечки). Не представляю, как политика сочетается с такими выражениями, но после случившегося он все больше напоминал дракона.

Глаза у него практически не темнели, а при малейшей попытке кого-то рыкнуть в мою сторону пламенем от него веяло с такой силой, что все шарахались. Они с Леоной настаивали на том, чтобы я сидела в Скай Стрим и что я дипломатически неприкосновенна, но я отказалась. Я не хотела на всю оставшуюся жизнь стать дипломатически неприкосновенной, поэтому сказала, что я еду в Ферверн.

Точка.

На площадке сработала запасная подача огня. Идиотская случайность, поломка системы. Действительно идиотская, но у меня включились инстинкты, о которых я даже не подозревала. Прежде чем вальцгарды и подстраховщики успели к нам подлететь, я погасила огонь, вобрав всю его силу, а потом… ну, потом меня порвало, как обожравшегося виарчика, и это увидели все.

Скрывать мое положение дальше после случившегося было бессмысленно, но в свете вновь открывшихся обстоятельств Ферверн настоял на том, чтобы слушание проходило на их территории, и мировое сообщество иртханов их поддержало. Внимание – потому что я подвергла опасности жизнь Джермана Гранхарсена. То, что сам Джерман Гранхарсен по этому поводу орал на главу северной державы, забывая о политкорректности, никого не интересовало.

Новорожденному виару понятно, что после инициативы Рэйнара о снятии щитов я стала политическим поводом противопоставить Аронгару мировому сообществу, и Ферверн зубами вцепился в эту возможность.

– Джерман, на минутку, – к нам заглянула Леона.

Не номер, а проходной двор какой-то, честное слово.

Как ни странно, Гроу к ней даже цепляться не стал, просто молча вышел.

– Танни, еще не поздно передумать. – Теперь уже Леона опустилась со мной на пол. – Одно твое слово – и мы возвращаемся в Аронгару.

– Не-а, – сказала я. – Я не хочу.

– Танни! – Она повысила голос. В последнее время именно я рядом с ней повышала голос, а Леона играла в снежок с глазами, но, кажется, сегодня роли поменялись. – Тебе не нужны лишние потрясения, особенно в твоем положении.

Я положила руки на живот:

– Оно там еще совсем маленькое, – сказала я, – но пусть привыкает, что у него боевая и очень долбанутая мамка.

Леона покачала головой:

– Я не могу посадить тебя в Скай Стрим и закрыть там. – В глазах ее заблестели слезы. – Ты… выросла, Танни. Я даже не представляла, насколько ты выросла.

– Из твоих уст это практически комплимент.

– Но это вовсе не значит, что тебе не нужна защита. Мы – твоя семья. – В ее глазах читается: «И плевать я хотела на международный конфликт. Если они попытаются на тебя давить, я порву их всех». – Просто хочу, чтобы ты это знала.

– Спасибо, – искренне сказала я. Международного конфликта не будет. – Вы тоже моя семья.

И я не позволю, чтобы из-за меня случилась очередная задница.

Леона хотела что-то сказать, но я покачала головой. То, что она сейчас сидит рядом со мной на полу со своей идеальной прической и в своей идеальной юбке, которая задралась и может помяться, значит для меня гораздо больше, чем она может себе представить. Когда-нибудь я ей об этом скажу.

Как сказала о том, что не хочу стать для мира чудовищем, которым пугают детей. У меня есть Ленард, он звонит мне по три раза на дню и спрашивает, как я себя чувствую, и есть его тетка, злорадную физиономию которой я видела перед отъездом (рядом с ней маячила не менее злорадная физиономия ее адвоката). Я хочу просто это пережить, хочу оставить все это в прошлом, хочу получить возможность усыновить мальчишку и сделать все от меня зависящее, чтобы он был счастлив, встречаться с друзьями и жить самой обычной жизнью.

Если цена всего этого – таэрран, я не против.

Последнее, правда, я вслух не сказала, потому что при упоминании таэрран у Леоны глаза наливались пламенем. Для нее это кошмар и жуть, для меня – просто закономерный исход, не уничтожающий мою жизнь (как она полагает), а возвращающий то, что я потеряла в пустоши под Айориджем.

Право быть человеком.

– Могу я кое о чем тебя попросить? – интересуюсь я, глядя на сестру, которая поднялась.

– Да, разумеется.

– Не пускай ко мне Джермана.

От того, что я называю его по имени, на миг становится больно, но мне надо привыкать к этой боли. Мне точно надо к ней привыкать, потому что все время, пока меня заново исследовали врачи (теперь уже, чтобы представить результаты осмотров на слушании), и все то время, когда со стороны Ферверна задувало ветерком политического охлаждения, я думала о том, что нам придется расстаться. У него впереди карьера, в которую я не вписываюсь, и чем быстрее это уложится в моей голове, тем лучше.

– Ты думаешь, я смогу его остановить? – Леона усмехается.

– Скажи ему, что это моя просьба. Моя. Хорошо?

Леона вздыхает и качает головой, после чего выходит.