Танцующая для дракона. Небо на двоих

«У Ибри родился мальчик, но сама она не пережила роды, – лишь скупые слова в свитке говорили о той боли, которую чувствовала Мэррис. – Местар делал все, чтобы ее спасти, но он не всесилен. Она умерла быстро, сгорела в пламени, чтобы дать жизнь моему внуку. Местар был рядом с ней все это время и держал ее за руку, когда малыш появился на свет. Местар признал его своим наследником и объявил всем, что этот мальчик – будущий правитель Даармарха».

К счастью, во мне хватило сил поприветствовать брата.

К несчастью, на все остальное сил уже не хватило. Я поднялась к себе, в бывшие комнаты отца, где он проводил важные встречи и которые для этих же целей теперь использовала я, опустилась за стол и закрыла глаза.

Казалось, все это должно было остаться в прошлом: и Ибри, и Мэррис, и вся жизнь в Аринте. Казалось, должно было остаться в прошлом пламя, текущее сквозь пальцы и отзывающееся ударами крохотного сердечка. И имя, которое я подбирала тому, кто уже никогда не увидит свет. И любовь, которая никогда не достанется драконенку, который должен был назвать меня мамой.

Но нет. Оно было живо. Оно ворочалось во мне, запечатанное под пластами неотложных дел, в которые я заставляла себя погружаться день за днем, снова и снова, только чтобы об этом не думать. Послание Мэррис вскрыло эту рану, если не сказать – мое сердце. Я чувствовала, что оно истекает кровью, но не могла найти в себе силы даже пошевелиться.

Мне не хотелось никуда идти и ничего делать.

Мне хотелось кричать. Кричать до срыва голоса, пока не выйдет из груди вся боль. Пока я не приму, что никогда не увижу лица того, кто так доверчиво пытался согреть меня изнутри. Он пытался, а я… его убила.

– Теарин.

Бертхард вошел и остановился напротив меня. Он явно хотел что-то сказать, но осекся, увидев мое лицо.

– Что было в этом послании?

Свиток лежал на столе, и я молча подтолкнула его к мужчине. Бертхард развернул плотно скрученный лист, а я снова уставилась на свои руки. Я ждала слов утешения или каких-то еще – сейчас мне правда было не важно, что он скажет, но никак не того, что Бертхард произнес:

– Тебя ждет наместник Даармархского. Нам нужно дать ему ответ.

– Что? – очень тихо спросила я, подняв голову.

– Наместник Даармархского и его войско, – жестко повторил Бертхард, отшвырнув свиток, как грязную тряпку.

Я посмотрела ему в глаза, в которых, как мне казалось, должна была увидеть хоть каплю сострадания – ведь он прекрасно знал о том, что мне довелось пережить, – и сказала, четко проговаривая каждое слово:

– Мне. Плевать.

– Плевать, что у границ Ильерры стоит войско того, кому принадлежит большая часть Огненных земель? – Бертхард шагнул ко мне. – Да? Это ты хочешь сказать?!

– Да. – Я запрокинула голову, с трудом сдерживая порыв рассмеяться. – Да. Именно это я хочу сказать.

– Он приберет Ильерру к рукам и глазом не моргнет.

– Пусть забирает.

Пощечина заставила щеку вспыхнуть. Сначала – щеку, потом меня всю. Прекрасно понимая, что если бы Бертхард бил в полную силу, я бы ударилась головой о резную спинку кресла, сейчас взвилась с него вихрем.

– Как ты посмел?! – прошипела ему в лицо. – Я – правительница Ильерры…

– Ты не правительница. Ты тряпка, о которую можно вытирать ноги. Что правитель Даармарха с радостью сделает в очередной раз.

Я бросилась на него с криком, достойным не самой воспитанной горожанки. Целясь в лицо, желая расцарапать эту непробиваемую маску, которой прикрывался, как мне казалось, мой друг и союзник.

– Ненавижу! – взвыла, когда Бертхард перехватил меня за талию. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Я царапалась, кусалась, выкрикивала проклятия до тех пор, пока он не развернул меня так, что взгляд зацепился за свиток с посланием Мэррис.

«Он держал ее за руку…»

Это меня он должен был держать за руку! Меня, когда на свет появился бы наш малыш, мое маленькое огненное чудо. Я убила его, чтобы спасти эту бессердечную тварь, а он даже не сказал мне, что сожалеет!

Из глаз брызнули слезы, и я закричала.

Надрывно, как раненый зверь, позволяя себе обмякнуть в руках Бертхарда, по-прежнему крепко прижимающего меня к себе. Соскальзывая вниз, на пол – пусть видит, что мне все равно. Пусть видит во мне тряпку, если ему так хочется, пусть!

Вот только соскользнуть мне не позволили, напротив. Вздернули выше, крепче прижимая к себе: так, что под ладонями я чувствовала биение его сердца. Поглаживая по спине, коснулись губами волос, сдавленно выдохнули:

– Мне жаль, Теарин. Мне так жаль.

Эти слова прорвали плотину, которая смела бы остатки меня, если бы не Бертхард. Он держал меня на руках, как ребенка. Укачивал. Когда я выла – громко, на одной ноте, позволял уткнуться лицом в плечо, чтобы никто не слышал. Он ходил со мной по комнате, мерил ее шагами, пока я судорожно всхлипывала, пытаясь успокоиться.

И только когда поток слез иссяк, когда с губ сорвался хриплый выдох, больше похожий на стон, он меня отпустил. И вышел.

Без слов.

Без обещаний, что все будет хорошо.

Без фальшивых вопросов о том, как я себя чувствую.