Танцующая на гребне волны

Мушки замельтешили перед моими глазами. Я поняла, что задерживаю дыхание. Медленно наклонилась, подняла ежедневник с пола и осторожно вынула из него сонограмму. Взглядом специалиста я изучала изображение – плод шестнадцать недель: круглая головка, мягкий носик, ручки и ножки. В шестнадцать недель будущий ребенок покрыт защитным пушком и под кожей начинает откладываться жирок. И этот формирующийся человек в состоянии слышать внешние шумы и даже видеть сны. Прищурившись, я рассмотрела маленькие буквы и цифры: август 15, 1997. За две недели до смерти Адриенны.

Я снова села в качалку и долго качалась, чувствуя, словно я еду в открытом лифте, и он падает в шахту, на пролетающих этажах мелькают лица, устремленные ко мне с выражением ожидания.

Я перестала качаться, вспомнив слова матери, спрашивающей меня, достаточно ли я сильна, чтобы услышать правду, и как она сказала, что я сильная. Я положила сонограмму в ежедневник, достала свой телефон и после минутного колебания нажала номер Мэтью.

Я не знала, какие нужны мне ответы. Но знала, что, каковы бы они ни были, он и я должны отыскать их вместе.

Глава 34

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Август 2011

Солнце клонилось к закату, когда к дому подъехал Мэтью. Я сидела на софе в гаснущем свете, в тени. Ключ повернулся в замке, и он вошел в прихожую.

Он совсем не изменился. Сердце и все мое тело заболело от его близости. В руке у него был букет роз из магазина Тиш. Она, наверное, встретила его на пороге с уже готовым букетом, раз он добрался за такое короткое время. И ехал он, наверное, всю дорогу на скорости семьдесят пять миль в час.

Он подошел к лестнице, но я его окликнула.

– Мэтью.

Он с удивлением повернулся ко мне, но улыбка его погасла, когда он заметил мое выражение, и исчезла совсем, когда он увидел на столе передо мной ежедневник и сонограмму. Положив цветы на стол в холле, он подошел ко мне, руки его повисли как плети. Я хотела покончить с этим сразу и вернуться к тому моменту, когда мы впервые с ним встретились и видели впереди только новые перспективы. Но прятаться от правды не означало, что ее нет.

Уловив мое состояние, он не подошел ко мне, зная, какой эффект имеет для меня его прикосновение. И это было бы непростительно. Он сел в кресло напротив, темная волна волос упала ему на лоб. Я хотела дотянуться и убрать ее, но знала, что не могу это сделать.

Он провел пальцем по ежедневнику, потом взял сонограмму. Я пожалела, что не включила свет, чтобы видеть его глаза.

– Где ты это нашла?

– В кухонном доме, наверху, за камнем в камине. Вероятно, их спрятала там Адриенна.

Он смотрел на сонограмму, ребенок там был едва различим, но его присутствие между нами разделяло нас, словно это был океан.

– Я не знал о тайнике.

– Я знаю, – ответила я спокойно. – А то бы ты уничтожил и ежедневник, как и портфель.

Взгляд его был настороженным.

– Ты думаешь, я убил Адриенну?

Я была рада, что он не пытается снова мне лгать.

– Улики косвенные, но все указывает на тебя, ведь так? Почему она была в машине в ту ночь и куда она ехала? Я не думаю, что у нее был роман – этому нет свидетельств, – хотя Джон говорит, что ты думал именно так, что, разумеется, дает тебе повод.

Я помолчала. Он ждал, что я еще скажу. И я продолжила:

– А потом то, как ты убрал из сарая все, что принадлежало ей, и нашел на чердаке ее портфель и выбросил его, покопавшись перед тем в старом погребе. И всякий раз, когда я спрашивала тебя об этих вещах, у тебя было готовое оправдание, которое я принимала. Потому что я доверяла тебе. Потому что я любила тебя.

Я указала на ежедневник и сонограмму.

– Беременность, должно быть, обнаружилась при вскрытии, но я думаю, ты уже знал об этом.

Он посмотрел на меня, и я с облегчением увидела его глаза, глаза, которые я видела ласковыми и нежными и смеющимися. Он ничего не сказал.

– Потому она и бросила курить, – вздохнула я, – потому что была беременна. Поэтому она и просила тебя загипнотизировать ее в первый раз, но все пошло не так. Она что-то увидела, верно? Как и я. Она увидела что-то, ее изменившее.

Он осторожно положил сонограмму на стол, сел и откинулся на спинку кресла, положив ладони на колени.

– Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я убил ее, потому что она была беременна? Ты в это действительно веришь?

– Я хочу, чтобы ты сказал мне правду. Потому что единственное, во что я сейчас верю, это в то, что я люблю тебя. Я думаю, так было всегда, еще до нашей встречи.

В глазах его мелькнуло понимание, но он не перебил меня.

– Я знаю, что ты не тронул Адриенну. Я верю, что ты пытался защитить ее, с готовностью принимая на себя все обвинения, потому что ты такой, какой ты есть. Я верю, когда ты говоришь мне, что не имел отношения к ее смерти, хотя все, что я обнаружила, вся твоя ложь говорят мне, что ты виноват. Но я верю в тебя, Мэтью. Я люблю тебя и верю тебе абсолютно и бездоказательно. И я хочу, чтобы ты так же поверил и мне.

Он глубоко вздохнул:

– Я только хотел защитить тебя, Ава. Прости, если я причинил тебе боль. Но правду бывает тяжело вынести…