– У нас есть одна девочка в училище, – сказала я, – у нее есть сестра, она – вторая жена у узбека. Первая у него настоящая, они расписаны в загсе, вторая тоже настоящая, но они просто повенчаны перед Богом, не по-нашему, по-мусульмански. Так вот первая не может одна ходить по улице, должна одеваться только во все длинное, волосы закрывать. А у второй – другие права, она более свободная, может и в брюках ходить, и без платка даже…
Виктор Сергеевич, внимательно меня слушавший, стал смеяться.
– И какой женой ты хочешь быть? Первой или второй?
– Я хочу быть единственной, это раз. И замуж сейчас не собираюсь.
– Вот так категорически, да?
– Да.
– Жаль, – сказал Виктор Сергеевич, но совершенно неискренне.
– А то что? Предложили бы мне выйти за вас замуж?
Он посмотрел на меня.
– Честно?
– Да.
– Не задавай таких вопросов мужчине. Можешь спугнуть.
Я как-то растерялась. Ему так ловко удалось повернуть разговор… Я отвернулась от него.
– Ну что? Что? Какие-то дурацкие вопросы… Все вы хотите от меня одного и того же… Хоть бы кто спросил: «Витя, как ты живешь? О чем думаешь? Что у тебя в душе?»
– Как ты живешь, Витя? – спросила я. И поняла, что первый раз назвала своего тренера на «ты».
Он взял меня обеими руками за плечи.
– Без тебя живу плохо. Но как-то надо ведь жить…
– Врете.
Почему я ему не верила? Так бывает. Человек говорит одно, а ты как будто слышишь что-то другое. Слов не разбираешь, но четко ощущаешь другое. Виктор Сергеевич подержал меня за плечи, со значением глядя мне в глаза, и отпустил.
– Ну, пойду я. Ты поправляйся. И – приходи танцевать. Ага?
– Ага.
Я посмотрела, как за ним закрылась дверь. Как называется эта игра? Как бы ни называлась, она мне не нравится. Нет, я так не хочу. Это все неправда. И его улыбки, и объятия, и так просто произнесенные слова… Паша гораздо более искренний.
– Вот это мужчи-и-нка… – протянула Лиза, когда он ушел. – Где ты его нарыла?
– Он в школе работает, учителем.
– Да? – Лиза сморщилась. – В школе? Бедный?
– Да, очень бедный.
– А ботинки у него классные…
– Ботинки ему жена покупает, – зачем-то сказала я. – Она на восемнадцать лет старше его.
– Фу-у-у… – Лиза скривилась. – А ты любовница?
Я промолчала. Не хочу я играть в такие игры. Не хочу говорить на такие темы. Мне неприятно, тяжело, я не хочу верить, что все в жизни именно так и по-другому не будет. Лиза даже не удивилась, что женатый человек сидит и обнимает меня за ноги, не скрываясь, при ней.
– Нет, я двоюродная сестра, – все-таки сказала я, чтобы прекратить этот разговор.
– Я тоже хочу быть такой сестрой…
Сказала я это совершенно напрасно. Лиза завелась и стала неохотно говорить, как будто я просила ее, я уже поняла, это у нее такая обычная, очень раздражающая манера. Она пересказывала какой-то иностранный фильм, где двоюродные брат и сестра любили друг друга, боялись жениться, пока не выяснили, что они неродные. Она говорила, говорила, с паузами, остановками, а я почти не слушала ее и думала о том, как неправильно, как далеко от идеала все в жизни. Может быть, вообще не бывает ни у кого хорошо и правильно? И люди только придумывают, что может быть хорошая жизнь? И к ней стремятся? Но ее нет? И не надо этого знать? Тот, кто понимает однажды, что хорошего ничего в жизни нет, кто перестает верить и надеяться, просто погибает душой?
Как-то мне стало тяжело и плохо от этих мыслей. Я отвернулась к стене, и когда пришла тетя Диляра, поворачиваться не стала. Потом пришел врач, пытался что-то меня спрашивать. Тетя Диляра поставила мне капельницу, и я уснула.
Проснулась я поздно ночью. Лиза спала, открыв рот, в палате было душно. Я приоткрыла форточку и села на кровати.
Когда-то в детском доме, еще совсем маленькой, я поняла – если я сама себя не спасу, сама не вытащу из болота, я в нем утону, как тонут почти все вокруг меня. Как утонула моя старшая подруга Вера, которая, выйдя из детского дома в пятнадцать лет, стала жить с какими-то непонятными темными личностями. Один ее обворовал – хотя что можно было воровать у Веры, у которой у самой ничего нет! Но он нашел что украсть и очень грубо с ней обошелся. Другой обманул, выгнал, когда приехала жена из Дагестана… Вера забеременела, сделала аборт, перестала учиться, пошла куда-то работать, стала еще с кем-то жить.
Некоторые наши девочки, выйдя, сразу становятся проститутками. Они не знают, что они проститутки, они себя так не называют. Просто они живут тем, что знакомятся с мужчинами, те их кормят в кафе и поят вином и пивом. И всё, даже денег им не дают. Но они так живут, изо дня в день. Потом кто-то заболевает или беременеет. И тогда у них начинается другая жизнь. Но подруг это не учит, и они, как мотыльки-однодневки, пытаются прожить как можно веселее этот свой единственный день.