Танцующая с бурей

Он поднял взгляд, и в глазах у него был страх. Лицо, покрытое глубокими складками у рта и морщинами у глаз, выглядело растерянным. Темные борозды на сером камне, шрамы мучительной тайны, которую он хранил годами, – вот чем были его морщины. Утопить боль в дыме лотоса, искать забвения в кабаках и игорных притонах, надеясь, что когда-нибудь всему этому придет конец. Попытка укрыться от тайной боли, грызущей внутренности, шепчущей угрозы в темноте. Секрет, который теперь знала и она.

– Ты… – в его глазах стояли слезы. Она впервые видела их. – Ты знаешь?

– Я знаю.

Вздох его, казалось, исходил из самых глубин, из темных и ядовитых, дышавших отравой, которую он курил, чтобы забыться, с того тяжелого дня. В глубине души она знала это. Всегда знала. С той минуты, когда он присел рядом с ней в саду сёгуна и сказал, что ее мать покинула их, ушла и никогда не вернется. Юкико не смогла с ней попрощаться. И обвинила в этом отца. И возненавидела его за это.

– Наоми… – его голос зазвенел от боли. – Твоя мама… она умоляла Йоритомо освободить меня от службы. Умоляла от имени нашей семьи. Во имя младенца в ее чреве. Вы выросли без меня. Она не хотела такой жизни для этого малыша. Сёгун улыбнулся, кивнул. Сказал, что подумает. Что даст нам ответ завтра.

Масару заморгал, зажмурился и согнал слезы. Юкико крепко держала его руку, потом потянулась к нему и вытерла щеки.

– Они убили ее следующим утром. Я вышел из купальни и обнаружил ее в постели. Глаза закрыты. Горло перерезано, – его голос дрогнул. – Кровь…

Он уставился на открытую пустую ладонь, смотрел долго, безмолвно, и глаза его наполнялись ненавистью.

– Я схватил нагамаки, который вручил мне его отец, и отправился его искать. Я хотел снести голову Йоритомо. Я нашел его на террасе с видом на сад, откуда он наблюдал, как ты играешь с воробьями. Ему было всего тринадцать, но он смотрел на меня глазами сумасшедшего. И знаешь, что он сказал?

Масару опустил голову и сглотнул.

– Он тихо произнес: «Если я еще раз услышу что-нибудь подобное, я заберу у тебя все, что у тебя осталось. Всё. Но сначала я это покалечу».

Он стукнул кулаком по земле, разбив костяшки о камень и обагрив его кровью.

– Затем он улыбнулся тебе и ушел, ни разу не оглянувшись.

Масару провел рукой по глазам, размазав кровь по лицу.

– Я не мог рассказать тебе. Если бы ты узнала, что он сделал, ты стала бы угрозой для него. Поэтому я и сказал тебе, что она ушла. Я всем так сказал. В это было легко поверить. Меня никогда не было дома. Я изменял ей. Но я любил ее, Ичиго. Несмотря ни на что, я ни на секунду не переставал любить ее. И ты – это все, что у меня от нее осталось.

Он посмотрел на нее – лицо его было темно от крови и горя.

– Я не мог потерять тебя.

Слезы беззвучно катились по щекам и тихо падали на пол, как капли дождя. Смывая весь этот ужас, ненависть, гнев, оставляя ее с осознанием того, как она была неправа, как обидела она своего отца. Он приковал себя к трону этого ненормального только для того, чтобы спасти ее жизнь.

– Прости меня, – шептал он, сжимая ее пальцы.

– Прости меня, – молила она.

Он протянул руки сквозь прутья и притянул ее к себе, металл вдавился в плоть, когда они обнялись. Она чувствовала крепкие мышцы под серой кожей и силу в его руках, несмотря на дрожь, вызванную лотосовой ломкой. Но какая же нужна была воля, чтобы каждый день стоять на коленях, чтобы бросить все, чем он жил, ради своей дочери? Это была сила за пределами силы.

Она снова слышала те слова, которые он сказал ей на борту «Сына грома». Они звучали в ее голове так же ясно, как будто он снова произнес их вслух. И она, наконец, поняла, что он имел в виду.

«Когда-нибудь ты узнаешь, что иногда нам приходится чем-то жертвовать ради самого важного».

– Я собираюсь вытащить тебя отсюда, – прошептала она, крепко обнимая его. – Я обещаю.

– Сятей-гасира Кенсай, Второй Преподобный Бутон Капитула Кигена.

Тусклый голос Хидео разносился по всей длине зала приемов, проникал в тронный зал, катился по тканому красному ковру и карабкался вверх к потолку по гобеленам, покачивающимся под порывами полуденного бриза. Министр трижды стукнул своим посохом по полу, и стоявшие у дверей железные самураи одновременно сделали шаг в сторону, освободив проход. Точность их движений была идеальна, как у покрытых силиконом механизмов лотосменов.