– Что ты здесь делаешь?
Юкико вздрогнула. Буруу зарычал, его голос громом загрохотал по полу, достигнув подошв ее ног. Шерсть на загривке вздыбилась, перья на спине торчали пиками, глаза сверкали. Она нахмурилась в темноте, узнав голос.
– Хиро?
Он вышел из тени – голая грудь под красным шелком кимоно, по рукавам бродят вышитые тигры. На талии – черный оби и нео-дайсё скрестились на пояснице в лакированных ножнах. Его распущенные волосы шевелил ветер, хмурый взгляд затуманил прекрасные глаза цвета морской волны, о которых она мечтала в прошлой жизни.
– Я пришел повидаться, а тебя нет. Что ты здесь делаешь, Юкико, одна, без сопровождения?
– Навещаю Буруу.
– Но как ты выбралась из дворца? Охрана не видела, как ты уходила.
– Кицунэ приглядывает за своими, – она попыталась выдавить робкую улыбку, надеясь смягчить его.
– А гильдиец? – Он прищурился в сторону коридора, по которому ушел Кин. – Он здесь зачем?
– Я не спрашивала, – она пожала плечами и спрятала за спиной руки, чтобы скрыть дрожь. – Мне не о чем с ними говорить. Наверное, он работает над седлом Йоритомо.
– Юкико, – нахмурился Хиро. – Если Гильдия что-то замышляет…
– Никто ничего не замышляет.
– Ты лжешь. – Он покачал головой. – По глазам видно.
– Да ничего не происходит, успокойся, – настаивала Юкико. Она сделала шаг вперед и прижалась к нему, обняв за талию. – Не из-за чего волноваться. Буруу – мой друг. Ему одиноко в темноте, и мне хотелось побыть с ним вдвоем. Я скучаю по нему, Хиро. Вот и все.
– Поклянись.
– Клянусь, – она произнесла это слово, глядя ему в глаза, почувствовав, как ложь пеплом расползается по языку. – Ничего не происходит.
Хиро пристально смотрел на нее, выражение его лица постепенно смягчалось, и он тихо пробормотал:
– Прости меня, – он коснулся рукой ее щеки, убрав с глаз пряди волос. – Я знаю, что ты скучаешь по своему другу. Я знаю, что он тебе дорог, хотя мне этого и не понять. Но ты не должна выходить из дворца без разрешения. Ты уже обманула сёгуна один раз, когда была под моей охраной. Я… – он покачал головой. – Я просто боюсь, что он потеряет веру в меня. Если я снова подведу его…
И тут, в вечерних сумерках, Юкико увидела его будто в первый раз – темнота словно выделила другие его черты, которых не было видно днем. Хиро совсем не был похож на ее отца. Он служил Йоритомо не потому, что его принуждали к этому или угрожали. Хиро служил, потому что считал это правильным. Честь, верность, Кодекс Бусидо – в этом заключалась его жизнь. Он скорее умрет, чем откажется от этих принципов – как один из счастливых мучеников, о которых говорил Буруу. Его жизнь не имела смысла, если в ней не было его господина. Он был винтиком механизма, острым зубцом шестерни двигателя. Он был рожден для привилегий и никогда не сомневался в правильности такого уклада.
В глубине души она всегда знала это. Да и он, честно говоря, никогда не притворялся другим. Но ей так сильно хотелось, чтобы они оба ошибались, она так надеялась, что он – не такой, как другие. Если даже принцесса Аиша увидела истинную суть вещей, то и любой сможет разобраться.
Любой, кто отважится на это, – вот в чем проблема.
В глубине своих мыслей она почувствовала Буруу – он не осуждал и не упрекал. Он пытался предостеречь ее, предупреждал, что Хиро – лишь еще один козырь в их руках. Теперь она жалела, что не прислушалась к нему.
Хиро крепко прижал ее к себе, положив руки на ягодицы, глядя на нее своими прекрасными глазами, которые преследовали ее в девичьих грезах. Его губы приоткрылись, чтобы сказать ей то, что она не хотела слышать. Время замедлило свой ход и все вокруг замерло.
– Я люб…
Она закрыла ему рот поцелуем, привстав на цыпочки, обняла его за шею и прижалась губами к его губам, и он так и не смог закончить предложение. Она не хотела слышать эти три ужасных слова, чувствовать, как они разрывают ей сердце, видеть, как ложь разъедает ее изнутри. Она прижалась к нему всем телом и целовала его до тех пор, пока слова не растаяли у него на губах, и его желание говорить медленно угасло, сменившись мягкой счастливой тишиной.
Она целовала его как в последний раз.
И в глубине души понимала, что так и есть.
О боги – она пронзила ему сердце! Ножом. Зазубренным клинком ржавого металла. Воткнула его между ребер и несколько раз провернула, пока не раскрошились кости. Он не мог дышать. Ничего не видел вокруг. Его затошнило, закружилась голова, мир качнуло порывом невидимого ветра, а под ногами разверзлась пропасть. Кин прислонился к стене, пальцы царапали бетон, и его вселенная растворилась во мраке. Из онемевших дрожащих рук выпала рулетка. Цифры, которые он хотел перепроверить, скрылись в самом дальнем уголке его разума. Он смотрел на Юкико и самурая, сжимающих друг друга в объятиях, и чувствовал, как в горло, пузырясь, хлынула желчь. Во рту запылал вкус ярости, жесткий, металлический, острый, как лезвие бритвы.