Танцующая с бурей

Змея была зеленой, как трава, и быстрой, как молния. Подвижная как ртуть, она мгновенно распустила свои кольца и молниеносно впилась клыками в руку Сатору. Мальчик вскрикнул, споткнувшись, когда перепуганная змея еще раз укусила его в предплечье. Бамбуковый меч упал на влажную землю. Гадюка скользнула в сторону, подальше от шума и движения, сверкая чешуей, как полированное стекло. Юкико смотрела, как ее брат падает, – рот застыл в немом крике, глаза широко распахнуты.

– Сатору!

Она подбежала к нему, он моргнул в замешательстве и шоке.

– Нефритовая гадюка, – слабея, пробормотал он.

Юкико взяла свой оби и крепко, насколько могли ее маленькие руки, затянула его над ранами. В голове зазвучал голос отца.

– Ты должна разрезать рану, ртом высосать яд и выплюнуть. И делать это надо быстро. Так же быстро, как змея, которая укусила тебя, иначе ты тоже предстанешь перед Судьей девяти кругов ада, ужасным Энма-о.

– Но у меня нет ножа, – рыдала она, баюкая голову брата.

Сатору смотрел в небо, держа ее за руку, и тело его покрывалось потом. Он начал дрожать, сначала пальцы, затем губы, дыхание его стало мелким, прерывистым.

– Скажи, что надо сделать! – умоляла она. – Скажи, Сатору!

Язык у него распух, и губы посинели. Она вскочила и хотела броситься за помощью, но он держал ее за руку, не отпуская. И в этот момент она почувствовала, как опадает под ней мир, и она погружается в теплую тьму его мыслей. Это был первый и единственный раз, когда она проникла в мысли другого человека. Яд растекался в задней части горла, мышцы парализовало. Но она могла слышать его, чувствовать его голос, как ветер в долине теплой весной.

Не уходи.

Но я должна позвать на помощь.

Пожалуйста, не уходи.

Слезы текли по ее щекам, капали ему на лицо. Он уже не чувствовал ног, медленно отнимались пальцы. Она была внутри него и в то же время смотрела на него. Множество мыслей вспыхивало у него в голове, пока он медленно задыхался от наступающего яда. Он был объят ужасом, но, протянув руку, нашел утешение в ее тепле, ее прикосновениях, отчаянно цепляясь за жизнь.

Я не хочу умирать, сестра.

Она закричала, призывая на помощь, и кричала, пока у нее не сел голос. Тогда она схватила его за воротник и потащила через кусты. Но он был так тяжел, а она была так мала. Поток его мыслей был остановлен летаргией, но она продолжала усилия. Она тащила его и кричала, щеки были мокры от слез, из носа текли сопли. Она не могла произнести ни слова. Просто выла, невнятно, бесформенно; выла, пока не отказало горло.

Но никто не пришел.

Прости, брат.

Он умер у нее на руках.

Я так виновата.

И впервые в жизни она почувствовала, как одинока, по-настоящему одинока.

Она открыла глаза.

Ночной ветерок нежно поглаживал кожу. В воздухе стоял запах запекшейся крови и дерьма. Белоснежные лепестки азалии были залиты черной кровью двух поверженных о́ни.

Зверь пристально смотрел на нее сверху вниз. Зрачки его глаз расширились, оставив лишь тонкую блестящую полоску янтарного цвета, сверкавшую искрами вокруг бездонной тьмы. Его бока вздымались, из ноздрей вырывалось фырканье, когти и мех были забрызганы дымящейся кровью демонов. На остром клюве запеклась кровь и присохли куски разорванной плоти. Он зарычал, глубоко, скрипуче, перекликаясь с темными тучами высоко над головой.

ОЧНУЛАСЬ. ХОРОШО.