– Когда человек не распоряжается собственной судьбой, когда ему приходится умирать по воле человека, которому больше повезло в жизни или в деньгах, когда он всю свою жизнь потеет ради крошек с чужого стола, тогда он в опасности, – глаза Даичи блестели в полумраке. – Но когда он сердцем принимает такое положение, когда он перестает бороться с этой главной несправедливостью, вот тогда он становится рабом.
Лицо Юкико вспыхнуло. Она не была рабыней. Ее друзья, ее семья – все они были свободными. Кто заставил этого человека думать, что он раб?
– Многие предпочли бы быть рабами, чем клятвопреступниками.
– Клятва лжецу вовсе не клятва, – прорычал Даичи. – Йоритомо нарушил свою клятву передо мной.
– Как?
– Он потребовал то, что ему не принадлежало, – Даичи мельком взглянул на дочь. – И когда ему отказали, он решил, что и никто другой не должен обладать этим. И при этом они не должны желать этого.
Юкико посмотрела на шрам, бегущий по лицу Каори, – красота, погибшая навсегда, и ее затошнило. Она кивнула. Не в знак того, что она понимает, потому что ни один нормальный человек не в состоянии понять ничего подобного. Но она кивнула. Она
– Так всегда было в роду Казумицу, – голос Каори дрожал от гнева и воспоминаний. – Если им хочется того, что они не могут заполучить, они разрушают это. Посмотри на своего друга. Если бы не ваш сёгун, он был бы свободен, паря над опустошенными землями, которые Йоритомо называет «Империей». – Она покачала головой. – Интересно, зачем он вообще сюда прилетел?
– Может, его привезли сюда, – ответил Даичи, не сводя глаз с Юкико. – А может, и тебя тоже.
Юкико стояла на широких мостках, наблюдая за листьями клена, падающими на землю по спирали. В руке она держала цветок глицинии – хрупкий, как сахарная вата, лепестки в форме перевернутой чаши, белые, как свежевыпавший снег. На мир опустилась тишина, предрассветная тишина, которая держала ночь в хрупких объятиях, ожидая рассвета с первым пением птиц. Горизонт светился обещанием приближающегося дня.
Хотя она и подавляла зевоту из последних сил, Даичи понял, что Юкико устала. Он сказал ей, что о Кине позаботятся и что она должна отдохнуть, но она знала, что рано или поздно они обнаружат следы от арматуры на его теле. Юкико понятия не имела, как она объяснит это.
Ее и Буруу отвели в пустое жилище высоко в ветвях старого дуба. Дерево было опутано ветвями глицинии, густые кусты которой росли у подножия дерева и вились вверх душистыми зарослями. Буруу вытянулся на ветке, словно обняв ее телом, пока Юкико мерила шагами мостки, слишком обеспокоенная, чтобы уснуть.
Она выпустила цветок из ладоней и смотрела, как он падает вниз. Осматривая окрестности сквозь маскировочные сети, она удивлялась всему, что видела: приземистые дома, покрытые вьющимися растениями, притулившиеся среди изогнутых ветвей, мосты, жилища и склады, невидимые, растворившиеся в зелени вокруг них, – просто тени зеленых крон для тех, кто смотрит снизу. Сотне людей нужно было бы трудиться, как каторжным, лет десять, чтобы обустроить такое место. Это желание сотворить нечто из ничего удивляло ее.
Буруу открыл один глаз, сонно моргнул.
Юкико услышала тихие шаги. Повернувшись, она увидела Каори, которая уверенно приближалась к ней по мосткам, и волосы ее развевались темными бархатными волнами. Косая челка закрывала лицо, скрывая большую часть шрама. Между черными прядями волос был виден один глаз. Она остановилась рядом с Юкико, прислонилась к перилам и посмотрела в шелестящий сумрак.
– Тебе надо поспать, – голос Каори звучал мягко, обволакивая, как дым. – Ты выглядишь уставшей.
– Сейчас пойду.
– Здесь уже поползли слухи о тебе, – Каори взглянула на нее сбоку. – Девушка верхом на грозовом тигре. Победительница о́ни. Я боюсь, что завтра вам не будет покоя. Тебе следует отдохнуть, пока есть возможность.
– Их было всего пять.
Юкико скорчила гримасу.
– К тому же большую часть убил Буруу.
– Демоны разозлятся, – вздохнула Каори. – Они понесли большие потери.
Юкико молча смотрела в темноту. Что-то здесь было не так; простой народ с оружием воинов, выжженные татуировки. В ней росло подозрение. Она чувствовала, что за ней постоянно наблюдают.