Вечерний воздух густел, накрывая лес тяжелым покрывалом липкой тропической жары, и Юкико бросило в пот. Она почувствовала себя совсем одинокой, вдали от дома.
– Невинные люди, – повторила она.
– Жертвы необходимы, – сказала Каори. – Народ Шимы зависит от чи, и эта система добровольно не сдастся – ее необходимо уничтожить. Те, кто пристрастился к этому зелью, либо приспособятся, либо погибнут, как и любой наркоман, которому отказали в дозе. Но лучше умереть стоя, чем жить на коленях.
– Это твой выбор! – с горящими глазами повысила голос Юкико, сжав руки. – А люди должны решать сами!
– Должны… но могут ли? – уверенный, мягкий тон Даичи контрастировал с ее собственным. – Каждое слово, которое они читают или слышат, контролируется Гильдией. Ни слова правды – только та реальность, которую придумало Министерство связи. Вы когда-нибудь слышали по радио рассказ о погибшем фермере? О чьей-то дочери, изнасилованной дворянином, которого не коснется закон? О животных или растениях, которые исчезли с лица этой земли?
– Ну, а как же вы все? – возразила она. – Вы сами приняли решение.
– Ты слышала о беспорядках в Дайякаве?
– Нет.
– И не услышишь, если эта мразь добьется своего, – Даичи пнул Кина в живот, мальчик поперхнулся и свернулся в клубок. – Десять лет назад префект провинции Дайякава разрешил своим фермерам выращивать лотос вместо злаков. Он ведь стоит в пять раз дороже. Но проблема заключалась в том, что правительство назначило Дайякаву хлебной провинцией – в соответствии с грандиозным замыслом администрации им было приказано выращивать только рис. – Даичи погладил усы, нахмурившись. – Таково положение в сельской местности этой страны. Человек не имеет права выбрать даже то, что он будет сажать в землю.
Сёгуна не волновало, что фермеры Дайякавы были вынуждены платить такой оброк со своего урожая, что едва могли прокормить семьи. Не волновало, что их дети умирали от голода возле полей с зерном. Поэтому, когда крестьяне поняли, что на выращивании лотоса можно заработать больше денег, они решили потребовать часть этой прибыли себе. Сёгун приказал им отказаться от лотоса и снова засеять поля зерновыми. Но они не подчинились, протестовали, сожгли местную охрану, убили магистрата. Тогда сёгун Канеда и министр Хидео направили туда армию.
Я был командиром части, отправленной на подавление беспорядков.
Голос Даичи задрожал, и он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить.
– Вы когда-нибудь видели железных самураев в бою с людьми из плоти и крови, Юкико-чан? Голодными крестьянами с вилами вместо копий?
Юкико ничего не сказала, на ее лице застыл ужас.
– Когда мы закончили, Канеда послал своего глашатая объявить, что любого фермера, который будет сеять лотос, постигнет та же участь, что и префекта. Затем мы выволокли его на улицу и казнили всю его семью у него на глазах. Жену. Двух сыновей. Новорожденную дочку. – Даичи сглотнул, посмотрел на свои дрожащие руки. – Потом мы заставили его совершить сэппуку.
– Боги, – прошептал Юкико.
– Провинция Дайякава выращивает рис по сей день, – Даичи сжал руки в кулак. – Но это никого ничему не научит. Народу Шимы никогда не рассказывали о беспорядках по радио, никто не слышал, как кричал тот ребенок.
– Тебе отдал приказ сёгун Канеда. Возможно, Йоритомо…
– Йоритомо – сын своего отца, – прорычал Даичи. – Я видел океаны крови, пролитые по его приказу. Дети. Беременные женщины. Нищие протягивают к нему руки, а получают топор палача. Он делит власть с фанатиками, позволяет чистильщикам сжигать людей заживо ради их нелепой догмы. – Он посмотрел на Кина, качая головой. – А эти монстры начиняют свою плоть механизмами, заполняя наши легкие черной чумой.
Даичи посмотрел на Юкико потемневшими от гнева серо-стальными зрачками.
– С тех пор, как я прибыл в эту деревню, мы сожгли десятки полей, и бог знает, сколько еще до этого. И никто нигде и никому не сообщил ни об одном пожаре. Мы сожгли перерабатывающий завод, а Министерство связи заявило об утечке топлива. Мы могли бы отрезать голову сёгуну и пройтись с ней по Дворцовому пути, а Гильдия сказала бы, что он умер от естественных причин. И люди поверили бы.
– Гильдия печатает учебники истории, – сказала Каори. – Гильдия контролирует эфир. Каждое сообщение, каждое произносимое ими слово – как удар по голове – направлено на запугивание простого человека, на его одурачивание.
– Его род, – прорычал Даичи, снова пнув Кина, – это яд.
Буруу мурлыкал, пристально глядя на собравшихся людей и их стальное оружие. Юкико чувствовала его одобрение. Арашитора был согласен с философией Кагэ. Да и сама она тоже. И это потрясло ее.
– Даичи-сама, пожалуйста, отпустите его.
– Приди в себя. Лотос должен гореть. Гильдия должна гореть.
– Гореть, – в унисон повторили Кагэ.