Танцующая саламандра

— А чего тут успевать? На данный момент нам необходима максимально подробная карта метрополитена со всеми заброшенными и недостроенными станциями, а также бункеры и прочие убежища советской партийной элиты.

— И вот прямо пошел в районную библиотеку и взял там эти карты! — покачала головой Марфа, наливая воду в чайник. — Это ж все секретно, разве не так?

— Так, — кивнул Дворкин. — Но кто ищет, тот всегда найдет. Мартин обещал свои связи поднять, найти нужного человечка, знающего, где эти карты хранятся и как их оттуда взять. Или сфотографировать.

— Мартин? — сердце радостно трепыхнулось, а щеки предательски потеплели. — Он обещал помочь?

— Конечно! — усмехнулся секьюрити. — Он ведь тоже переживает и волнуется из-за Павла и Венцеслава. Разве вы с ним об этом не говорили?

Возмущенно фыркать и вопить: «А с какой стати мы должны с ним о чем-то говорить?» я не стала. Все уже и так знали о наших не очень простых отношениях с Мартином, зачем дурочку включать? Затягивает это, можно и не выключить потом. Дурочку.

— А когда бы мы говорили? — вздохнула я. — Телефонные разговоры Мартин не любит, а сюда он уже сто лет не приезжал.

— Не сто лет, а всего неделю. Потому что в Брюссель летал, по делам.

— Знаю. Все равно сто лет.

— Трудно с вами, с женщинами! — покачал головой Александр. — Но без вас еще труднее.

Он ласково посмотрел на разливавшую по чашкам чай Марфу. Та собралась что-то ответить, но ей помешала громкая трель телефона.

Телефона Дворкина.

Он глянул на дисплей и улыбнулся:

— Это Дмитрий. Наверное, уже везут сюда Монику. — Нажал кнопку ответа: — Ну, как там у вас дела? Все в порядке? Что?!!

Это был даже не выкрик, это был сдавленный хрип.

А лицо главного секьюрити…

Марфа ахнула и выронила чайник. И хорошо, что он был уже пустой, только кипятка на ноги нам и не хватало.

Потому что смотреть на Дворкина было страшно. Он словно умер, сразу, мгновенно. Так помертвело его лицо…

Секьюрити молча выслушал отчет Дмитрия, затем коротко бросил:

— Ждите меня там, еду. Что говорить полиции — сами знаете.

— Полиции?! — губы Марфы задрожали, она тяжело опустилась на стул и тихо произнесла: — Не зря душа болела…

— Не зря, — глухо откликнулся Александр, как-то заторможенно убирая телефон в карман.

— Что случилось? — оказалось, что с моими связками тоже какая-то ерунда творится — вместо нормального голоса на выходе получился сдавленный сип. — Почему полиция?

— Потому что Монику похитили, Элеонору едва не убили, а у Игоря Дмитриевича инфаркт.

— Батюшки! Да что же это?! — Марфа не выдержала и заплакала в голос. — Да как же это?! Монюшка, деточка моя! Что ж мы Пашеньке-то скажем?!

— Не голоси!

Как ни странно, то, что обычно страшно нервирует мужчин — женский плач, — на Дворкина подействовало более чем живительно.

В том смысле, что он ожил, перестал изображать ходячего мертвеца, на лице проявились эмоции, пусть и не позитивные, но — эмоции!

Он резко поднялся, громко хлопнул по столу ладонью, что вызвало немедленную истерику и испуганный перезвон посуды, а чашки даже расплакались только что налитым чаем:

— Хорош панику наводить! — гаркнул он нормальным таким, полноценным гарком. — Я найду Монику!

— Так ведь если они ее… — пролепетала действительно переставшая плакать Марфа, изумленно глядя на обычно спокойного и сдержанного Дворкина.

Который сейчас не был ни спокойным, ни сдержанным. Он больше походил на поджарого, мускулистого леопарда, приготовившегося к прыжку. Даже уши яростно прижались к голове.

Во всяком случае, мне так показалось.

— Сидите здесь и нос за пределы поместья не высовывайте! — рявкнул секьюрити, стремительно выходя из кухни. — Я прикажу усилить охрану.

— А ты куда? — выкрикнула вслед Марфа.

— За Моникой!

Часть 3

Глава 28

Павел с трудом, но все-таки сумел сдержаться и ментально, и физически. Не вздрогнуть, не ослабить блоки.

Хотя этот слабый шелест, легкое дуновение отцовского разума вызвали просто взрыв эмоций. Радостных эмоций, никак не соответствующих разыгрываемому Павлом спектаклю.

Хотелось снова оказаться рядом с Венцеславом, обнять его, смущенно боднув лбом в плечо, попросить прощения, получить его и почувствовать огромное, нет — невероятное облегчение.

А потом — сесть за одним столом, и пусть на нем будет стоять исключительно мужская закусь: сухарики, креветки, строганина из вяленой рыбы, всякие другие копчушки. А в середине композиции — запотевшие стеклянные бутылочки с пивом.

Если потомственный аристократ Венцеслав Кульчицкий пьет пиво, конечно.

«Пью. Темное».

А вот теперь Павел, уже вышедший из камеры отца, все-таки вздрогнул. И это не осталось незамеченным, Ксандр мгновенно насторожился:

— Что такое? Вы что-то почувствовали? Мне тоже показалось, что Венцеслав все же отреагировал на ваше появление. Причем совсем не негативно, ментальный всплеск явно был окрашен позитивом.

— Как ты все-таки куртуазно выражаешься, Ксандр! — насмешливо хмыкнул Павел. — «Ментальный всплеск был окрашен позитивом!» Обычный полуживотный импульс, что-то типа «мясо люблю, мясо хорошее, мясо вкусное».